Митрополит Иларион (Алфеев)
Тайна семи звезд
(рассказы и очерки)
…Ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени, и соделал нас царями и священниками Богу нашему.
Откровение Иоанна Богослова
© Митрополит Иларион (Алфеев), 2022
© Издательский дом «Познание», оформление, 2022
Дизайн Е. Г. Вишнякова
* * *
Предисловие
В этой книге собраны повествования о людях, живших в разное время и в разных обстоятельствах Читатель приглашается в путешествие по странам и эпохам, но главное — получает возможность заглянуть во внутренний мир этих столь необычных и столь не похожих друг на друга людей.
В книгу вошло восемь рассказов и два очерка. Под рассказом в данном случае понимается произведение, основанное на реальных событиях, но содержащее отдельные элементы художественного вымысла Под очерком — повествование, имеющее строго документальный характер.
Использованные автором источники указаны в комментариях в конце книги.
В основе рассказа «Последний день приговоренного к смерти» лежит история священника Константина Любомудрова, расстрелянного в 1937 году Материалом послужили скудные документальные сведения, сохранившиеся об этом новомученике Русской Церкви, в том числе протоколы его допросов.
В двух последующих повествованиях воспроизведены эпизоды из жизни преподобного Гавриила (Ургебадзе) Рассказ «Тайна семи звезд» посвящен его детству, когда он двенадцатилетним мальчиком ушел из дома и скитался по монастырям Грузии Действие рассказа «Портрет» начинается в 1965 году в Тбилиси, где во время первомайской демонстрации он сжег гигантский портрет Ленина.
Сюжет рассказа «Четвертая Пасха» основан на реальной истории алтарника одного из московских храмов Однако действие перенесено в другую эпоху, обстоятельства жизни главного героя изменены Любые совпадения персонажей рассказа с реальными лицами являются случайными.
Действие рассказа «Иконник» происходит в середине 1980-х годов, когда в Псково-Печерском монастыре трудился один из замечательных современных иконописцев Имена героев изменены во избежание совпадений с реальными лицами.
Рассказ «Инок» посвящен одному из выдающихся представителей русского зарубежья — архимандриту Киприану (Керну) Действие разворачивается в 1942 году в оккупированном немцами Париже, где продолжает функционировать созданный русскими эмигрантами Свято-Сергиевский православный богословский институт.
Рассказ «Царь» посвящен необычной судьбе болгарского монарха Симеона II, который, лишившись трона в 1946 году, пятьдесят пять лет спустя занял в своей стране кресло премьер-министра В этом качестве он внес решающий вклад в преодоление раскола в Болгарской Церкви.
Очерк «Крест и топор» посвящен судьбе священника Тихона Шаламова — отца известного писателя, автора «Колымских рассказов» Мы попадаем сначала в дореволюционную Россию, потом на Аляску, затем оказываемся в России трех революций и, наконец, в советской России, где набирает обороты маховик гонений на Церковь.
Очерк «Афонская смута» повествует о событиях, развернувшихся в 1913 году на Афоне Эти события, хотя и происходили в монастырях, по драматизму и накалу страстей напоминают детектив или приключенческий роман В результате напряженных споров, сопровождавшихся драками и потасовками, бунтом и осадой, около тысячи русских монахов были изгнаны со Святой Горы при помощи водометных пушек за сочувствие учению, объявленному ересью.
Книга завершается рассказом «На пороге бессмертия» В его основе — свидетельства современников о последних днях земной жизни Достоевского Кончина великого писателя была подлинно христианской, непостыдной, мирной, но ей предшествовала жизнь, наполненная тяжелыми испытаниями.
Последний день приговоренного к смерти
Священномученик Константин Любомудров в Таганской тюрьме, 1937 г.
Сколько ему оставалось жить?
Несколько дней?
Несколько часов?
Он потерял счет времени, сидя в одиночной камере.
Последние трое суток были особенно мучительными.
Днем — неотлучное пребывание в камере без дневного света, на хлебе и безвкусной баланде Откидная койка рано утром приковывалась цепью к стене до позднего вечера, и прилечь можно было только на бетонный пол.
Ночью — многочасовые допросы, угрозы, удары резиновой дубинкой по спине Следователи пытались добиться от него «чистосердечного признания» в преступлениях, которых он не совершал, заставить выдать сообщников, которых не было.
Допросы начинались вскоре после отбоя, когда только и можно было лечь и успеть сомкнуть глаза. А заканчивались за час или два до того, как оглушительно лязгнет дверной замок и с криком «Подъем!» войдет охранник Если заключенный не успел соскочить с койки, его сбрасывали на пол.
Но сегодня с утра тишина Не лязгает замок, не входит охранник И заключенному вдруг становится ясно, что приговор ему уже вынесен.
На душе у него полное спокойствие Казалось бы, мысль о расстреле должна приводить в смятение. Но она скорее даже радует Раньше, пока он находился на свободе, пугала постоянная опасность ареста В лагере и ссылке страшила неизвестность. А сейчас все позади Остается только дождаться последней минуты.
* * *
Несколько месяцев назад, когда он скрывался на квартире знакомых в Можайске, ему принесли только что вышедшую из печати книгу: «Процесс антисоветского троцкистского центра» Известные в прошлом большевики — всего семнадцать человек — были судимы Военной коллегией Верховного суда Союза ССР «по обвинению в измене родине, шпионаже, диверсиях, вредительстве и подготовке террористических актов» Книга содержала протокол судебного процесса, включая последние слова подсудимых.
Все они признали свою вину, хотя в показаниях часто путались и друг другу противоречили Особенно поразительны были их последние слова:
— Я слишком остро сознаю свои преступления, — говорил один, — и я не смею просить у вас снисхождения Я не решаюсь просить у вас даже пощады.
— Мы будем отвечать по всей строгости советского закона, считая, что ваш приговор, какой он будет, справедлив, — заявлял другой.
— Я воспользовался последним словом подсудимого не для защиты, — говорил третий. — Я хочу здесь сказать, что целиком и полностью признаю справедливость того, что вчера говорил гражданин прокурор о моих тягчайших преступлениях против ро дины, против страны советов, против партии.
— Я стал отверженным, проклятым сыном трудящихся масс Суд вынесет мне приговор Как бы суров он ни был, я его приму как должное и заслуженное, — обещал еще один из осужденных.
Некоторые приводили смягчающие обстоятельства, просили сохранить им жизнь. Но каждый сознавался в преступлении и заранее заявлял о своем согласии с приговором Один даже умолял, чтобы его расстреляли:
— Пощады не прошу Снисхождения мне не надо Пролетарский суд не должен и не может щадить мою жизнь Теперь я хочу одного: встать на место казни и своею кровью смыть пятно изменника родины.
Тринадцать суд приговорил к расстрелу, четверых
