повернулся.
— Не, рано еще. Еще не стемнело.
— И что? — спросил я. Мне казалось логичным одно предположение. — Вообще, когда часов нет, спать надо тогда, когда хочется! Вот захотел спать — пошел и лег. Захотел есть — пошел и поел! А? Как тебе такое ноу-хау?
Митька опять обломал все мои мыслетворения, как говаривал один местный.
— Так мы так и делаем! — сказал он так, словно это была очевиднейшая вещь. Но теперь он уже не смотрел на меня как на идиота. Привыкать начал.
— Давайте-ка мы поужинаем, — предложил он. — А потом слазаем на твое дерево!
Я несколько обалдел.
— Какое такое мое дерево? У меня и дерево свое есть?
— Ну, не совсем твое, конечно! Тут все деревья Лесу принадлежат…
— Так это понятно…
— Но оно просто у тебя любимое. Самое высокое у поселения. Мы часто там бываем поздно вечером, чтоб охранители не видели.
— Во как! А это не опасно? Я вообще-то высоты боюсь!
Митька заржал во весь голос. Я даже за окно выглянул — услышат, прибегут, а мне незачем лишнее внимание.
Но Митька просмеялся, вытер слезы, сморкнулся в рубаху.
— Ну, рассмешил, Никифор Иваныч! Прям до слез!
Я с серьезным видом терпеливо ждал, когда он приведет себя в нормальный вид.
— А мне и не смешно, Митрофан Хохотульевич!
Теперь настала очередь посерьезнеть Митьке.
— Да вы ж как заяц по веткам скачете! Как белка прыгаете с дерева на дерево — у меня аж дух захватывает! До сих пор не могу в себе этот страх перебороть! А у тебя, прямо… Эх, даже завидую. Но понимаю, что кому-то это дано, а кому-то… Дано что-то другое, наверное.
Я вздохнул.
Тяжело в чужом теле. Никак не привыкну. Все чего-то этот Никифор выкидывает эдакое! Вроде простой учитель…
— Ладно, — согласился я. — Давай перекусим на самом-то деле. И правда жрать захотелось.
Митька стоял, нетерпеливо переминаясь. Я посмотрел на него, усмехнулся. Ну, а чего? Никифор-учитель, в теле которого я оказался, значит, скачет по деревьям, а я что, хуже что ли?
— Хорошо, — вздохнул я. — А потом, как стемнеет, по деревьям попрыгаем. Уговорил.
Митька, как ребенок, даже в ладоши захлопал.
Глава 7
Аттракцион перед дорогой
Мы сытно отужинали. Удивляться размером овощей этого мира я перестал.
— Сколько у нас времени? — спросил я.
— Да есть еще! — ответил Митька неопределенно, глянув за окно.
— Тогда я после сытного обеда малость полежу, если ты не возражаешь. Привычка. Да и сил надо набраться перед дальней дорогой.
Митька не возражал, занялся уборкой после ужина, а я вальяжно прошелся вдоль стеллажа своей библиотеки, выбирая книжку. В глаза бросилась ботаника. То, что нужно, решил я. Хоть что-то узнаю о растительном мире, и как он изменился за это время.
С потрепанным раритетом завалился на кровать, стал листать, разглядывая картинки и пытаясь вникнуть в разнообразие видов, семейств и классов деревьев, кустарников и прочей травы. Тревожные мысли, кружащие в голове, не давали сосредоточиться: что там ожидает нас за воротами поселения? При всей своей показной браваде, внутри у меня, естественно, все сжималось от неопределенности и непредсказуемости предстоящего путешествия. Так, думая о своем, глядя пустыми глазами на страницы, я незаметно отключился.
Не знаю, насколько я вырубился, но когда Митька затряс меня за плечо, в доме было сумрачно. На столе горела лучина, окна темны.
— Ну, время пришло! — провозгласил он. — Мы идем или как?
— Куда? — спросонья я и забыл, куда мы собирались.
Протер глаза, потянулся, сел в кровати.
— Так как же! — возмутился Митька. — На Лес смотреть!
Я вспомнил, состроил гримасу.
— А это точно надо? Может, в следующий раз?
— Да ты что! — замахал он руками. — Сейчас самое то! Луна какая! Небо чистое!
— Ну что ты там не видел? Сколько раз ты там был?
— Много. Но каждый раз — как первый! Лес всегда по-разному выглядит.
— Тебе что, адреналина не хватает?
Митька пожал плечами. Потом посмотрел на меня как-то странно, спросил.
— А ты вообще помнишь, сколько раз там был?
— Я вообще не помню, — сознался я сразу. Это ведь Никифор лазил по деревьям, как обезьяна. А я такое занятие не очень люблю. Внутреннее чувство самосохранения как-то сдерживало меня от таких опрометчивых поступков.
— Вот! — провозгласил Митька радостно. — Я так и подумал, что ты не помнишь!
— И что?
— Как что! Да ты, если хотя бы раз увидишь — на всю жизнь не забудешь!
— Да хватит меня уговаривать! — сказал я и, обогнув дрожащего то ли от нетерпения, то ли от возмущения, Митьку, прошел на кухню воды испить. Со сна во рту пересохло.
— Ты же обещал! — напирал Митька, шествуя за мной.
Я зачерпнул кружку воды, отпил. Два глотка взбодрили, как чашка крепкого кофе. У меня даже глаза, кажется, стали лучше видеть! Привыкну я когда-нибудь к этим местным штучкам?
Митька дышал в затылок.
Да, похоже, он не отстанет. Ну, и, с другой стороны, негоже учителю-наставнику ронять свой авторитет перед учеником.
— Ну, ладно! Пошли! Раз уж обещал, — сказал я, но получилось, будто делал ему одолжение. — Мне уже самому интересно стало, что это там такое с дерева можно увидеть грандиозного.
— Вот точно удивишься! — сказал Митька. — Я, когда первый раз увидел — от восторга чуть не свалился! Хорошо, что ты рядом был, поддержал.
— Вот валиться точно не нужно! — сказал я, двинулся к выходу. — В мои планы падение с деревьев пока не входит. И вообще, технику безопасности на высоте нужно соблюдать! Вы ее соблюдаете?
Я обернулся к Митьке.
Он смотрел на меня выпученными глазами.
— Конечно соблюдаем! — ответил он довольно уверенно.
Что ж, посмотрим.
Пока мы в полумраке пробирались огородами к забору, подумал, что эти вот лазания по деревьям для одичавших отшельников своего рода аттракцион. А чем им еще в свободное время заниматься, чем развлекать себя? Наверняка, еще и соревнования проводят по лапте, городкам и прочим незамысловатым деревенским играм.
— Нам сюда, — прошептал Митька, указывая на неприметную лесенку, приставленную к крайнему дому.
Мы вдвоем поставили ее к частоколу, уперев верхний конец в мостки. Я влез первый, Митька за мной. У него это все равно получалось как-то ловчее.
Лесенку он уронил в траву.
— Эй! — возмутился я шепотом. — А обратно как?
Митька удивился.
— Как всегда — спрыгнем.
Я глянул вниз — метра три, как со второго этажа прыгать. Он что, сдурел? Я же ноги себе переломаю!
Потом подумал, потрогал накачанные, жилистые ноги Никифора и понял — для этого тела прыжки с такой высоты плёвое дело! Он,
