и Коковцовым, обсудив широкий спектр тем, касающихся как союзных отношений держав, так и международной повестки. Сазонову вновь предоставлялась отличная возможность выдвинуть какие-либо требования или заявить о намерениях в отношении проливов и Константинополя, но, несмотря на подробное обсуждение множества вопросов, особенно по Итало-турецкой войне, сербо-болгарскому союзу и франко-русским военным отношениям на суше и море, проливы упоминались лишь мимоходом. В меморандуме о встрече за подписью обоих министров проливы не упомянуты вовсе, равно как мы не найдем о них ни слова и в соответствующих параграфах мемуаров Пуанкаре, Сазонова, Коковцова или Луи[146]. К счастью, их мимолетное появление запечатлел британский посол Бьюкенен – да и тот всего лишь упоминает, что Сазонов «заверил г-на Пуанкаре, что ныне не имеет намерений поднимать вопрос о проливах»[147]. Из этого с очевидностью следует, что Россия оставляла за собой право возобновить дискуссию, но вовсе не становится ясно, как и когда на это отреагировал французский министр и какие у данного заявления были последствия. Так или иначе, Сазонов явно стремился не привлекать к проливам лишнего внимания.
Того же подхода Сазонов придерживался и во время третьей – со времени своего назначения – встречи на высшем уровне: с 24 по 27 сентября 1912 года в замке Балморал прошел целый ряд встреч, причем не только с главой британского МИДа, но и с самим королем, а также лидерами парламентской оппозиции и другими высокопоставленными английскими чиновниками. Словом, это была очередная прекрасная возможность прощупать почву на предмет желанного и даже вероятного союза, заручившись той осторожной поддержкой, что англичане не раз выказывали во время предыдущих кризисов. Но на этот раз о проливах умалчивают уже все без исключения источники[148]: как и прежде, Сазонов сосредоточился на более актуальных темах, обходя вопрос о проливах стороной.
Упреждая Болгарию
Столь явные усилия Сазонова по снятию проливов и Константинополя с повестки, впрочем, отнюдь не означали, что он вовсе не занимался этим вопросом. Напротив, по мере того, как нарастала военная угроза на Балканском полуострове, Россия все более опасалась, что Болгария нанесет удар по турецкой столице. Как ни странно, подобное развитие событий провоцировала сама же Россия, поощрявшая и вдохновлявшая систему военных союзов между Болгарией, Сербией, Грецией и Черногорией, таким образом повышались шансы балканских государств одержать верх над Османской империей и, соответственно, снималась нерешительность в вопросе, воевать или нет[149].
Странной иронии ситуации прибавляло и то, что, поддерживая и всячески продавливая создание Балканского союза, Россия рассчитывала сохранить статус-кво проливов и Константинополя[150]. Однако на протяжении 1912 года болгарская угроза Турции вырисовывалась все отчетливее. По условиям Сан-Стефанского мирного договора, заключенного Россией и Турцией в 1878 году, Болгарии отходили значительные территории, которыми затем она вынуждена была поступиться вследствие пересмотра условий договора на вскоре созванном Великими державами Берлинском конгрессе. Так что с тех пор болгарские националисты и многие другие политические деятели грезили о возрождении территориального величия, пусть и столь мимолетного[151]. Некоторые замахивались и на большее – на Константинополь, которому была уготована роль новой столицы возродившейся Болгарии.
Болгарские чаяния были вполне известны в Европе, включая, конечно, и Россию, и это уже несколько лет внушало ее внешнеполитическому руководству серьезные опасения[152]. Весной-летом 1912 года признаки грядущей войны умножились кратно, и Сазонов принялся предостерегать болгар относительно планов по захвату Константинополя. Первую подобную попытку он предпринял в начале мая, во время официального визита болгарской делегации во главе с тогдашним премьер-министром Стояном Даневым, прошедшего в летней резиденции царя в Черноморской Ливадии. Данев имел продолжительную беседу с Сазоновым, они обсудили ряд важных вопросов, в числе которых были и потенциальные территориальные приобретения Болгарии за счет Турции. По словам Сазонова, болгарский премьер пытался убедить его, что Адрианополь – последний крупный город-крепость, открывающий болгарам путь на Константинополь, – следует включить в сферу болгарских интересов. На это Сазонов тут же ответил отказом, сославшись на то, что Адрианополь расположен за «предел[ами] Сан-Стефанской Болгарии и что, кроме того, в случае осуществления болгарских народных вожделений, Адрианополь утратит свое нынешнее значение турецкого форпоста, так как сама Турция превратится тогда в державу второстепенного значения»[153].5 июня болгарский министр финансов Теодоров, считавшийся одним из влиятельнейших политиков в стране, определил Константинополь и проливы как входящие в «сферу интересов России» – подразумевалось, что София не намерена в это вмешиваться[154], но подобное заверение, как видно, не соответствовало реальной политической ситуации. И спустя всего две недели, 20 июня, российский посол в Софии А. В. Неклюдов писал Сазонову, что король Фердинанд уже дважды «выражал [в разговорах с ним] желание», чтобы Россия признала за Болгарией право в случае войны захватить Адрианопольский вилайет. Словом, болгары явно нацеливались на присоединение османских территорий[155].
Летом 1912 года Сазонов и дипломаты софийского посольства продолжали предостерегать болгар от преждевременного начала войны, одновременно опасаясь, что те захватят Константинополь, если представится такая возможность. Предупреждения о намерениях Болгарии поступали теперь и из Константинополя от Бирса. Основываясь на сведениях, полученных от русских дипломатов на Балканах, и на общении с балканскими представителями в Константинополе, Гире полагал, что война может вспыхнуть в любой момент и в случае малейшей надежды на успех кампании Болгария не остановится на своих закрепленных в Сан-Стефано рубежах, но двинется прямиком на турецкую столицу[156]. Сазонов разделял его опасения, подчеркивая, что Россия не позволит малым державам втянуть себя в большую войну: если болгары осмелятся пойти на Константинополь, Россия встанет у них на пути в Адрианополе[157]. Если им удастся разбить турок под Адрианополем, чтобы затем двинуться на османскую столицу, «Россия вынуждена будет, – заявил Сазонов, – упредить таковое их продвижение <…>, пусть намерений обосновываться под Константинополем Россия и не имеет, но не может допустить его овладения иной державой»[158]. Проще говоря, Сазонов вновь утверждает, что Константинополь должен оставаться турецким, пока Россия не будет в силах проконтролировать процесс соответствующих изменений. Что примечательно, он заявил Бьюкенену, что все, что потребуется от России, – это «предъявить Софии ультиматум, и этого уже достанет, чтобы остановить дальнейшее продвижение болгарской армии»[159]. Его уверенность удивительна и, несомненно, чрезмерна: совершенно неясно, как можно было рассчитывать на успех такого рода тактических уловок, учитывая его регулярные, уже почти отчаянные предостережения в адрес Софии не начинать войны без одобрения Петербурга. Подобное бахвальство свидетельствует об общем заблуждении русского правительства, что оно всецело контролировало Балканский союз.
Гарантии и торги
Эфемерность всех этих надежд
