class="p1">«Да здравствует пролетарская романтика!»
«Необходимы эпические произведения вровень эпохе».
«Надо расширять и углублять содержание и работать над новой, синтетической формой».
«Мы боремся с застоем, перепевами самих себя, крайним увлечением формой».
«Существующие формы — лишь исходные точки для пролетарского писателя в деле создания новых форм».
«Футуризм — гаубица, из которой можно стрелять в любую сторону».
«К литературе нельзя относиться мистически — это орудие борьбы».
«Довольно политической безграмотности литераторов!»
«Помогайте массам понять революцию».
«Давай историческую перспективу!»
«Стойте ближе к РКП».
«Надо смотреть на жизнь глазами рабочего класса».
«Мы против сектантства».
Или эта замечательная запись, особенно остро звучащая в наши дни огромного роста мемуарной литературы:
«Человек, ударившийся в воспоминания, иной раз напоминает токующего глухаря: так залюбуется собою, так себя обворожит своими же собственными песнями, что хоть ты голову ему снимай — не шевельнется. Воспоминания обычно владеют человеком настойчивей, нежели он сам овладевает ими: воспоминания всплывают как бы непроизвольно, сами по себе, выскакивают словно пузырьки по воде: раз, два, три, четыре… И до тех пор, пока ты созерцательно отдаешься своим воспоминаниям, — сделай милость, вспоминай что хочешь, вреда от этого нет никакого.
Но если задумал воспоминаниями своими поделиться на сторону, тем паче ежели надумал их написать, — тут уж воспоминаниями следует активно овладеть, из всего воспоминаемого отобрать самое ценное и важное, отбросить второстепенное, как бы навязчиво ни томило оно в мыслях, как бы тебя ни волновало. Больше всего опасайся к крупным событиям подходить с мелким масштабом; приподнимаясь на цыпочки, глядеть через плетень и воображать, что видишь целый мир. Бойся и того, чтобы в центре излагаемых событий непременно выставить себя: смотрите, дескать, какой я молодец, эва каких геройских дел натворил. От такого самовосхваления отдает всегда тошнотворной пряностью, рябит в глазах, звенит в ушах — словом, нехорошо себя чувствуешь…
Не про то я здесь говорю, что «стыдно», «нехорошо» говорить о своих поступках, — это чепуха, отчего же не сказать? Но в этом деликатном вопросе очень много значит — как сказать…»
Большое внимание уделяет Фурманов проблемам формы. Он всегда говорит о недопустимости отрыва формы от содержания. Реалистическое мастерство заключается у него не только в выборе злободневной темы. Неоднократно пишет он о том, что писатель-реалист может взять любую тему, весь вопрос в том, как к этой теме подойти.
«Все ли можно писать? Все. Только… В бурю гражданских битв пишешь об особенностях греческих ваз… Они красивы и достойны, а все-таки ты сукин сын или по идиотизму, или по классовости. Писать надо то, что служит непременно, прямо или косвенно служит движению вперед. Для фарфоровых ваз есть фарфоровое время, а не стальное. Впрочем, можешь и про вазы. Дело тогда решит душа произведения, смысл, гармония чувств и настроений».
«Как писать? — заносит Фурманов в свой дневник. — Вопрос удивительный, непонятный, почти целиком обреченный на безответность. Крошечку завесы можно, впрочем, поднять. Так, чтобы это действовало в отношении художественном, подымало, будило, породило новое. Драма, повесть, стихотворение — все равно. Только не упивайся одной техникой — она вещь формальная. Чудо может быть и без нее, а с другой стороны — она, как тина болотная, втягивает и губит подчас с головой, остается голая любовь к форме, — это нечто даже враждебное, совсем чуждое поэзии. Пиши, чтоб понимали».
Борьбу за реализм, за понятность, за художественную простоту Фурманов всегда связывает с борьбой против формализма. Уделяя и в своей эстетике и в своей практике большое внимание качеству, высокохудожественной форме, Фурманов резко возражает против формализма, против трюкаческих изысков. В одной из своих заметок о Всероссийском союзе писателей он прямо пишет:
«Нельзя отбрасывать те завоевания художественной техники, которых мы достигли, — ими пренебрегать — это значит быть рутинером, но радеть только над рифмами — бесполезное занятие. По-моему, содержание должно неизбежно, органически рождать те рифмы, которые ему необходимы, которые его выражают — все равно, старые или новые. Одна рифма сама по себе еще отнюдь не имеет красоты — эту внутреннюю красоту дает только содержание, порождающее рифму».
Проблема народности, массовости искусства встает перед Дмитрием Фурмановым с первых же дней его творческой работы. Целые страницы его дневников, тех самых дневников, в которых давались и описания боев и портреты Чапаева и его соратников, теперь заполняются мыслями Фурманова о литературе, об эстетике, о проблеме формы и содержания. Особое место в высказываниях его об искусстве занимает вопрос о создании положительного образа, создании характера. Фурманов требует показа человека во всем его многообразии. Он выступает против механического создания образа живого человека, путем дозировки его отрицательных и положительных черт.
«Никогда, — пишет Фурманов, — не увлекаться в отрицательном типе изображением отрицательных черт, а в положительном — положительных: пряно».
Проблема развития характера особенно занимает Фурманова.
«У каждого действующего лица, — пишет он, — должен быть заранее определен основной характер, и факты — слова, поступки, форма реагирования, реплики, смена настроений и т. д. — должны быть только естественным проявлением определенной сущности характера, которому ничего не должно противоречить, даже самый неестественный, по первому взгляду, факт».
Говоря о развитии характера, Фурманов особое внимание уделяет психологическому анализу. Психологический рисунок образа представляется ему особенно важным.
«Действующие лица должны быть нужны по ходу действия; должны быть актуальны и все время находиться в психологическом движении. Никогда не должны быть мертвы и очень редко эпизодичны: ценнее, когда они участвуют на протяжении всего действия, почти до конца».
«Следить за точностью в обрисовке внешних проявлений психологического состояния (движение рук, головы, побледнение, покраснение, физическое реагирование и т. д.)».
«Все время учитывать изменения (главным образом психологические), которые происходят во взаимоотношениях между действующими лицами благодаря столкновениям».
«У каждого возраста своя типичная психология, склад ума, объем и характер интересов, форма выявления чувств и т. д. (уклонение от типа — по индивидуальности)».
Большое внимание уделяет Фурманов динамике развития характера. Он говорит о том, что действующее лицо всегда надо иметь в виду как единицу динамическую.
«Каждая черта характера, — говорит Фурманов, — должна быть изображена наиболее выпукло, так сказать конденсированно, в одном месте, а в других — лишь оттеняться… Весь характер сразу не раскрывать, а только по частям и намекам».
Немало места в своих высказываниях уделяет Фурманов и вопросу об общей композиции произведения, о движении темы в целом.
«Тема должна быть полна интересных коллизий, избегая воспроизведения известного заранее. Допустимы неожиданности, но не часто, чтобы не сбиться на уголовщину, на авантюризм, сенсационность,
