кафе! Надо сказать, что я вообще всю жизнь, чтобы обеспечить достойное житье-бытье своей семье и себе, работал по возможности на двух, а порою и трех работах. По-моему, это естественно для нормального мужчины. Горд и рад был, когда узнал, что младшая моя внучка (дед – профессор, родители – люди достаточно обеспеченные), учась в университете в Праге (туда судьба мою дочь закинула), пошла работать официанткой в скромный пивной бар. И все годы учебы работала в нем и отстояла право самой платить за учебу. Старшая внучка работала экскурсоводом на речном пароходике.
Запомнился институт и вот еще чем. Дело в том, что, будучи гуманитарием «на клеточном уровне», я с раннего детства увлекся автомобилями. Я писал уже о том, что в пятнадцать лет в Клубе юных автомобилистов по окончании занятий получил юношеские права. В восемнадцать лет обменял их на взрослые. С тех пор автомобиль на всю жизнь стал моей страстью. И так случилось, что на втором курсе института у меня появился собственный «шикарный лимузин»! У единственного студента из всего института (да, наверное, и его преподавателей)! Благодарить за это надо Н.С. Хрущева.
Он решил, что совсем старые машины можно продать тем, кто ими пользовался по своему служебному положению. Мой отец ездил на «Москвиче-401», его-то он и купил за 600 рублей. Отец в это время получал в месяц где-то около 200 рублей, так что осилить эту покупку смог. «Москвич-401» был копией немецкой машины Opel Kadett K-38, т. е. 1938 года постройки. Лимузин был примитивен до невероятности. Багажника не было вообще, для вещей была узкая щель в салоне между диваном и кузовом. Дворники были не с электроприводом, а работали от мотора: чем быстрее едешь, тем сильнее они двигались. Поэтому когда дорогу плохо видно и ты едешь тихо, они еле-еле чистили стекло. Никакой электроники, конечно, не было и в помине, все регулировалось отверткой. К тому же автомобиль был старый, двигатель стучал, двери открывались с трудом, салон – протертый до дыр. Полгода я приводил его хоть в какой-то порядок, мама обшила салон байкой с цветочками (справка из Википедии: «Байка – мягкая, рыхлая, тяжелая хлопчатобумажная ткань с густым двусторонним начесанным ворсом»), и я стал ездить. Конечно, в институт я на нем не приезжал, стыдно было так выкаблучиваться, но по Москве и за городом катался вовсю. Как же комфортно было ездить в эти годы по городу! Даже на улице Горького (центр Москвы!) не то что не было пробок, но машину от машины отделяло огромное расстояние.
На третьем курсе института решился поехать на своем «лимузине» в «кругосветное» путешествие. Пригласил свою любимую и нашего с ней друга по институтской группе Мишу Коченова (царство ему небесное, редкой душевной красотой наделен он был). Загрузился как мог запасными частями, поменял карбюратор, поставил в связи с этим на время ограничитель скорости (он у автомобилистов назывался неприличным словом), и тронулись мы в путь. В Ленинград. Со средней скоростью 40 км в час. С такой скоростью мы к обеду доехали до Черной Грязи – поселка, который от тогдашних границ Москвы отстоял километров на сорок. Пообедали и поехали дальше. Приехали в Новгород, посмотрели город, переночевали и поехали дальше. Наконец доехали до Ленинграда. Пожили там два дня у знакомых и отправились «за границу». Именно так представлялись в то время советским людям прибалтийские республики. Поражало все: хотя и узкие, но отличные дороги, и красивые дома, и отсутствие в деревнях покосившихся заборов, да, собственно говоря, и деревнями это назвать было нельзя – просто маленькие опрятные городки.
В Эстонии мы убедились, как важно знать русскую литературу. Когда приехали в Таллин, то оказалось, что ни в одном отеле нет свободных мест. А уже вечер, надо где-нибудь переночевать. В одном месте нам подсказали: «Езжайте на аэродром, он недалеко от города, там в гостинице можно устроиться». Поехали. Подошли к дежурной в аэропорту, молодой симпатичной эстонке, и я решил пошутить и начал цитировать из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова: «Мы передовая машина автомобильного пробега “Ударим по бездорожью и разгильдяйству”. Нам бы надо переночевать где-то». Девушка на плохом русском языке и при полном отсутствии знаний русской литературы растерянно сказала: «Я могу предложить вам место в комнате матери и ребенка. А автомобиль можно поставить на летном поле. Оно огорожено». Так мы все трое с комфортом и переночевали.
В Латвии, наученные горьким опытом поисков жилья, мы уже стали искать пристанище, километров десять-пятнадцать не доезжая до Риги. Маленький поселок. Красивый особняк. Решились спросить, где можно переночевать. Худенькая, ухоженная, интеллигентная женщина сказала: «Можно у меня». За ужином, которым она нас угостила, разговорились и услышали типичную житейскую историю, которой никого не удивишь сегодня, но поразившую нас в то время. Она вдова бывшего министра буржуазной Латвии. После присоединения ее к СССР, несмотря на то что никакой политической деятельностью он не занимался, его выслали в Сибирь, где он и умер. А ее не тронули, даже оставили домик под Ригой, где она и живет.
Последнее, что запомнилось из нашей «кругосветки», – возвращение в Москву. Возвращались мы вдвоем с Мишей, любимая моя вернулась домой самолетом, чтобы помочь сестре поступить в институт. На всю дорогу от Риги до Москвы у нас осталось один рубль шестьдесят копеек на двоих. Перед отъездом решили утром перекусить. Зашли в ресторанчик в гостинице у моря. Стали выбирать самые дешевые блюда. И тут в ресторан вошел Игорь Ильинский – великий наш актер – и сел за наш столик! Не знаю, как он там оказался, видимо, отдыхал в тихом месте. И вот Ильинский заказывает себе какой-то пышный омлет, кофе, пирожное. Мы сглотнули слюну и попросили принести нам по такому же омлету, конечно, без пирожных. В результате заплатили за завтрак все, что наскребли в карманах, и отправились в дорогу до Москвы без копейки денег. А это на нашем «лимузине» – день езды. Так и ехали. По дороге изредка кого-нибудь подвозили, нас за это подкармливали то яблоком, то пирожком. Умная машина экономно тратила бензин и не довезла нас до дома только метров двести. Мы вдвоем докатили ее на руках во двор. Сколько потом я ни путешествовал на машине по Европам, но эта поездка так и осталась в памяти как самая прекрасная. Если уж рассказал об автопробеге, то скажу и о том, как вообще относился я к спорту или, лучше, как он относился ко мне.
Связь моя со спортом была несколько странная. В школьные годы увлекся велосипедом. Гонял по Москве вдоль и