командующего. Та настороженность, когда зашёл разговор о риске, мигом исчезла, и на душе у генерала потеплело.
— Чуть позже, — продолжал Верховный, — к вам на фронт выедет товарищ Юрьев (псевдоним Жукова. — А. 3.) и тщательно проанализирует всё, что сделано войсками фронта на оборонительных рубежах. Скажите, а почему вы запретили эвакуацию мирного населения с Курского выступа? — вдруг спросил Сталин, и в его голосе Рокоссовский уловил стальные ноты. Невольно подумал: «Уже кто-то наябедничал вождю, наверное, местное партийное начальство».
Но вопрос Верховного не вызвал в нём паники. Да, сказал Рокоссовский, на Курском выступе со дня на день могли начаться боевые действия, и советские и партийные организации Курской области, чтобы уберечь мирных жителей от опасности, хотели их эвакуировать, но он, командующий фронтом, решительно воспротивился этому. Почему?
— Во-первых, я убеждён, что мы не позволим противнику окружить нас, чего бы это нам ни стоило, во-вторых, и это главное, эвакуация населения может отрицательно сказаться на боевом духе войск. Бойцы подумали бы, что если население эвакуируют, значит нет уверенности, что мы выстоим в сражении, значит отступим, а людей оставим на произвол судьбы. Тогда как у нас строжайший приказ — ни шагу назад, стоять насмерть! Нет, я не мог пойти на это и запретил эвакуацию. И потом свой командный пункт я расположил в центре Курской дуги. Здесь рядом не только управление, штаб, но и все тылы фронта.
Сталин отозвался не сразу. После минутных раздумий он сказал:
— Вы правильно всё сделали, но почему мне не доложили?
— Если честно, не хотел вас тревожить по пустякам, — ответил Рокоссовский.
— Нет, это не пустяки! — с горечью бросил Сталин. — Впредь подобного прошу не допускать, иначе я накажу вас.
У Рокоссовского забилось сердце. Ему стало не по себе, и вовсе не от того, чем пригрозил Верховный, а от мысли, что впервые он услышал от вождя такие жёсткие слова, хотя прекрасно знал, да это видели и другие военачальники, что Верховный его боготворил.
...В 1941 году Рокоссовского тяжело ранило под Сухиничами. В ту минуту, когда начальник штаба генерал Малинин протянул ему на подпись приказ, рядом разорвался вражеский снаряд. Осколок прошёл между рёбрами и пробил лёгкое. У Константина Константиновича перехватило дыхание, он лишь прошептал:
— Кажется, мне попало крепко...
Как на грех, главный хирург армии Воронцов был в отъезде. Первую помощь Рокоссовскому оказал местный врач, и он пришёл в себя. Это было рано утром. Было решено отправить командарма в Москву в госпиталь. Но думал он не о себе, а прежде всего о деле, которое было поручено ему как командарму. Своим соратникам он сказал, что необходимо обеспечить взятие Маклакова, за который войска 16-й армии вели упорный бой.
— Не давайте врагу закрепиться, гоните его подальше от столицы, — слабым голосом добавил командарм.
Когда Сталину было доложено о тяжёлом ранении Рокоссовского, он даже потемнел лицом.
— В каком госпитале он лежит? — только и спросил.
Ему объяснили.
Он вызвал Поскрёбышева и велел ему связаться по телефону с госпиталем и узнать, можно ли проведать раненого.
— Можно, — ответил Поскрёбышеву главный врач. — А кто приедет?
— Пока сам не знаю, — слукавил Поскрёбышев и поспешил к Верховному.
Выслушав его, Сталин отрывисто бросил:
— Готовьте машину, мы с вами поедем к товарищу Рокоссовскому. Надо его поддержать...
— Ему уже сделали сложную операцию в Козельске и доставили в Москву на самолёте, — сказал Поскрёбышев. — Сейчас его состояние улучшилось.
«Никак я не ожидал, что Сталин приедет меня проведать, — подумал сейчас Рокоссовский. — А вот приехал и побеседовал со мной по душам. Такое разве забудешь?!»
Между тем Сталин поубавил свой пыл, уже говорил с Рокоссовским спокойным голосом, и от этого на сердце у комфронта потеплело.
— Недокомплект людей у вас большой? — спросил Верховный.
— В каждой дивизии не хватает одной трети личного состава, — подтвердил командующий фронтом. — Я сообщил об этом представителю Ставки Юрьеву, он обещал помочь, но у него сейчас столько дел, что обо мне он, видно, забыл.
— Людей для пополнения дивизий мы вам дадим в ближайшее время, — заверил Рокоссовского Верховный. — Посмотрите, где в обороне остались слабые места, и ликвидируйте их.
— Будет сделано, товарищ Иванов! — уже повеселевшим голосом отрапортовал Рокоссовский.
А Верховный неожиданно добавил:
— Позже мы вызовем вас в Ставку и заслушаем, как идёт подготовка войск фронта. Всё, желаю вам успехов! — И он положил трубку.
«Делать отчёт в Ставке — не трубку курить», — взгрустнул Рокоссовский. Он вызвал к себе начальника штаба фронта генерала Малинина и проинформировал его о своём разговоре с Верховным.
— Круто, однако, — хмуро промолвил начальник штаба. — Но вы не переживайте, Константин Константинович. Вам будет о чём доложить Ставке. Вчера, как вы знаете, я весь день провёл в 13-й армии генерала Пухова. Вместе с ним осмотрели всё то, что уже сделано на оборонительных рубежах. Молодчина Николай Павлович! — продолжал Малинин. — Вникает во все перипетии воинской службы, а люди у него от рядового бойца до командира на первом плане. Потому-то и любят его солдаты, а где любовь, там вера и надежда. Им он доверяет всецело...
Рокоссовский зацепил Малинина хмурым взглядом.
— Что, Михаил Сергеевич, забыл русскую пословицу? «Доверяй, но проверяй».
И всё же командарму 13-й Николаю Павловичу Пухову можно было доверять. Во время ожесточённых боёв под Сталинградом его армию посетил представитель Ставки Василевский. Пухова он знал с 1926 года по совместной службе в Высшей стрелковой школе. Они учились в одной группе на отделении командиров полков и даже жили в одной комнате. До этого Пухов был командиром омского стрелкового полка. Василевский увидел в нём хорошо образованного и культурного командира. Они подружились. Своим другом Василевский гордился, а тот в свою очередь честно и мужественно нёс военную службу и, как говорил Василевский, «блестяще руководил армией, добиваясь успеха в каждом сражении». Генерал Рокоссовский также высоко ценил командарма. Когда однажды маршал Василевский прибыл в штаб фронта и на вопрос, как идут дела в армии Пухова, Рокоссовский ответил:
— Армии, возглавляемой генералом Пуховым, даже под 13-м номером везёт. Пожалуй, «везёт» не то слово, — поспешил уточнить комфронта. — У её командарма есть умение бить
