Я к такому не готов, никогда не сомневался в своих решениях и поступках. Не задумывался, не критиковал, не искал оправданий – будто всегда был прав, безусловно.
А сейчас осознаю, понимаю – блядь, как же я так, сука, облажался. Сказать, что о таком варианте событий вообще не думал – нет, неправда, наверное, мысли всё же были. Но это случилось слишком рано. И с ней нельзя было так! Надо было… по-другому. Я же, как безмозглое животное – завалил, разложил, отымел. И где – на улице, практически на земле! Не остановился, даже когда увидел её слезы. Эти слёзы… Не удивлюсь, если она после такого первого раза снова начнёт от меня бегать.
Когда дотронулся до неё, потом уже не смог остановиться. Не смог отказаться, а ведь в планы сегодня не входило. Я совсем от неё дурею – почти не могу контролировать тело, мозг вообще вырубает. Пьянею, похуже, чем от любого алкоголя. А ещё этот запах! Её возбуждение так пахнет – чем-то свежим и одновременно сладким. Не конфетный, наверное, скорее фруктовый запах – есть что-то такое… да, на дынный аромат похоже…
И она всю обратную дорогу молчала, личико потухло, глаза не искрились. Вспоминаю её, когда мы только шли на эту долбанную поляну. Это я, сука, все испортил! Между нами ещё все слишком тонко, так легко все потерять, разрушить, и сейчас я к этому очень близок. Тонко все – доверие и чувства. Между нами доверие? Вот это для меня новость! Думаю об этом и понимаю, что да – ей доверяю, как никому больше. Доверял ли я вообще кому-нибудь и так, не знаю.
И ещё есть одно чувство, в нём мне странно самому себе признаваться. Это зависть… Тонкий коготок её царапает и скребёт по сердцу. Её зверь, эта необыкновенная кошка, так прекрасен! Совершенен, от золотых глаз и до кончиков чёрных крыльев. Она обрела и приняла свою сущность – в этом я ей не ровня. Мне уже за сотню лет, но я ещё ни разу не перевоплотился. Честно говоря, привык все это относить к категории сказок. Кроме меча в кабинете, ничего чудесного в своей жизни не знаю. Даже отца в истинной сущности не пришлось увидеть.
Подъезжаю к дому, ставлю машину. Открываю дверь с гулким эхом – в доме пусто. Я один, как всегда. Что ж, так даже лучше.
В комнате скидываю одежду, надеваю шорты. На кухне набираю бутылку воды, иду в Зал, хлопая дверями. Да, там самое лучшее место для меня сегодня, выплеснуть зло на себя на бездушной груше.
Разогреваюсь, долго молочу по снаряду. Следующий тренажёр, здесь нужна концентрация и точность. Тело выкладывается на полный ресурс, с максимальной нагрузкой, и всё равно мысли голову не покидают. Она же маленькая такая, я, по сравнению с ней, как дикий варвар. Огромная, грубая, бесчувственная скотина!
«А ещё ты не остался», – шепнул внутри тихий голос. – «Ушёл, бросил, сбежал, как нашкодивший мальчишка! Оставил девчонку одну разбираться с последствиями твоего поступка».
Ну, нет, вот в том, что правильно ушёл – я полностью уверен. Ей сейчас не я, ей отдых и покой нужен. Несмотря на то, что быть с ней рядом хотелось. Просто рядом, просто быть. Мне так это нужно. Но и здесь я в себе не уверен, «просто рядом, просто быть» – а вдруг не смогу я «просто»? Теперь, когда всё случилось, мне точно будет мало. А ей сейчас нельзя, ей и так сегодня досталось. Какое животное, все же! На заботу и сочувствие я, видимо, не способен.
И я понял, что не знаю, как любить. Я ведь до этого никогда… да, не любил никогда. Как это всё у нормальных людей происходит? Что это? Вторгаться в личное пространство любимого человека, когда у меня возникает в этом потребность, невзирая на её чувства? Или, может, смиренно ждать, когда она даст мне знать, что я ей нужен. Приходить на помощь, быть «плечом», поддерживать, когда она попросит? Или быть везде вместе, держать друг друга за руки, всегда, постоянно? Быть с ней рядом, не зная, хочет ли она этого, пока не погонит? А вообще, она-то чего хочет? Где мне взять ответы на такие важные для меня сейчас вопросы?
Мысли вымотали. Да, тупик, я застрял, ничего не придумал. Осознал только, что нужно непременно всё исправить. Я смогу, перепишем всё, ещё есть время. Скажем, завтра, да, утром я её увижу. Мне нужно знать, это тоже совершенно ясно. Нужно знать, что у неё ко мне. Думаю об этом и трусливо беспокоюсь, как бы не пришлось для этого самому признаваться.
За окном сгущаются сумерки, всё-таки, сейчас сентябрь, а не май. И мысли мои о Жанне принимают другое направление – я вспоминаю, как она обходит комнаты, везде включает свет, задёргивает шторы. Так и не узнал, чего она боится, может, напугал кто-то? Такие боязни родом обычно из детства, надо было бы расспросить. Нет, дурак, что ушёл, так бы она не боялась. Мне тревожно за неё, может, прямо сейчас взять и поехать?
Слышу дверной звонок, что ж, придётся закончить ломать тренажёр на сегодня. Отпускаю ручки, снимаю грузы, наощупь ищу свою бутылку. В дверь снова звонят, я иду, по пути зацепляю полотенце. Я и так весь мокрый, но лью с бутылки на голову, размазываю полотенцем.
Подхожу к двери, знаю – там, за дверью, трое. Это что-то про отца. Откуда знаю? Потому что я этого жду постоянно. И больше некому звонить в дверь, к нам сюда редко кто ездит.
Открываю, предлагаю войти, провожу в гостиную. Они садятся на диван – один в штатском, наверное, штабной или министерский, двое – в светлом камуфляже. Я, с полотенцем на шее, пристраиваюсь на подлокотник кресла напротив. Они представляются, я киваю – ни о чём не говорит абсолютно. Дальше «до моего сведения доводят», что группа под командованием генерал-майора Соло попала под обстрел, была вовлечена в уличный бой в пригороде Алеппо.
Странно, а я уверен, что слышал в новостях, что Алеппо уже давно освободили…
– Там такая была мясорубка, уцелело из всех только трое, – говорит один в камуфляже, что повыше. – Тело генерала не нашли…
– После окончания процедуры проверки обстоятельств ваш отец будет признан пропавшим без вести при исполнении, вы получите пакет документов для обращения в суд. Умершим вы сможете его признать по истечении двух лет с момента прекращения боевых действий, – очень официально выдал штатский. Ясно, юристик. – Личные
