этим ещё Лерка в своё время зацепила, устроив то незабываемое шоу в раздевалке. Есть у них что-то общее. Вот Вера теперь пусть и отдувается, нечего нос воротить, тоже мне фифа.
– Привет, Лиза, – болезненно улыбаюсь в никуда, дождавшись, когда младшая из сестёр Поплавских примет мой вызов. – Можешь улизнуть из дома на пару часиков? Нет, по телефону не могу. Совсем не могу, это долгий разговор. Отлично.
Глава 20
Пока День влюблённых не разлучит нас
Вера
"Умррррууу... умррррууу" – обещает Муся, театрально заваливаясь на бок прямо в лужицу талого снега, натёкшую с подошвы моих сапог. Бесхвостая симулянтка как взяла за правило вымогать с порога вкусности, так второй год исправно взимает дань за право попасть в дом. И всё бы ничего, но отказ влечёт за собой коварную месть – при первом же удобном случае обувь обидчика будет использована в качестве лотка.
– Это кто тут опять помирать собрался? И не стыдно тебе, рыжий колобок? Тушка уже ни в одну переноску не лезет, – приговариваю, гладя кошачий упитанный бок.
В пристальном взгляде так и читается: "Бессердечная! Совести у тебя нет!"
– Ладно, артистка, – смеюсь, делая пару снимков для поста об адаптации кошек в новых семьях. Умильные фотографии повышают вероятность пристроить очередного питомца в добрые руки, ведь забирая её из приюта мне тоже было невдомёк, что из тощего изувеченного котёнка может вырасти такая красавица.
– Лиза, это ты? – выглядывает мама из кухни, но при виде меня тонкие брови хмурятся ещё сильнее. – Вер, ты почему одна?
– А с кем мне быть? – бурчу, надевая защитную крышку на объектив фотоаппарата и спешу убраться к себе пока она не продолжила недавнюю проповедь в защиту Саши.
– Лиза сказала, что вы договорились встретиться на катке.
Вот гадство. Вариант с проповедью определённо нравился мне больше.
– Давно ушла? – кричу из комнаты, стараясь сохранять видимость спокойствия.
– Часа полтора-два назад.
Трижды гадство! В голове моментально всплывает утренний разговор с Лихом и учитывая, что за окнами давно стемнело, меня это совпадение порядком напрягает. Сестра не из тех девушек, кто станет гулять ночами или пропадать у подруг, а вот развесить уши вполне способна.
– У меня телефон сел! – вернувшись в прихожую, судорожно шарю по карманам куртки. – Да где ж этот чёртов номер?!
– Кто помер? – непонимающе щурится мать, помешивая в стеклянной миске маску из водорослей.
– Мои нервные клетки, – бурчу себе под нос. – Мам, мы, наверное, разминулись. Я на каток. Не волнуйся.
– Мусор заодно вынеси.
Точно. Вчера я просто выкинула бумажку, подальше от соблазна как-нибудь продолжить наше с Лихом жаркое знакомство. Чего он там требовал – позвонить в обед?
Дождавшись, когда мать закроется в ванной, принимаюсь оголтело перебирать содержимое мусорного ведра. Муся, поняв, что перекус отменяется, злорадно упивается моим позором. Я почти уверена, что заметила, как дрогнули в ухмылке кошачьи усы.
Согласно закону подлости искомый клочок тетрадного листа погребен на самом дне пакета, среди банановых шкурок, окурков и чайной заварки – примерно на одном уровне с моим самоуважением, которое в отличие от рук отмываться вовсе не спешит.
Выкинув мусор, встаю на корточки у заснеженной лавочки перед родным подъездом и, прежде чем набрать номер Лиха, несколько раз глубоко вдыхаю морозный воздух. Внезапный жар, сопровождаемый лёгким головокружением, совсем не тянет на решимость, но выбирать не приходится.
Даже если запереть сестру в комнате, предварительно связав смирительной рубашкой, даже если придётся всю оставшуюся жизнь слушать нотации родителей, даже если припугнуть переездом – она всё равно найдёт способ вырваться к нему. Значит нужно, чтобы Матвей сам её отвадил. Лишь бы цена вопроса не подскочила.
– Матвей, это Вера, – как можно твёрже отвечаю на невнятное "слушаю", задерживая дыхание от страха. А вдруг её с ним нет? Неизвестно, что хуже.
– Нет.
Я ж это не вслух спросила?
– Что нет?
– Не катит. Нужно говорить: "Любимый, звонит твоя зая" – пьяный смешок на том конце поглощает резко усилившаяся музыка, будто кто-то ненадолго дверь открыл.
– Лизка с тобой? – спрашиваю сквозь стиснутые зубы, рисуя пальцем на снегу мужской силуэт.
Назовём его – Лихо.
– Часики тикают, сладкая. Либо говоришь волшебные слова, либо я отключаюсь.
– Ты дебил?! – не в силах усидеть на месте, от души опускаю ботинок на овал, обозначивший голову.
– Если приедешь в белом халатике, я, пожалуй, разрешу проверить, хотя нет... сегодня я не в настроении. Если это всё – спокойной ночи.
– Стой! – в центр растоптанной "головы" прилетает злой плевок. – В смысле, подожди! Любимый, – чтоб ты там пивом подавился, кретин, – это звонит твоя зая...
Даже если б я не закашлялась, наглый смех Матвея всё равно не дал бы мне договорить.
– Извини, за-а-ая, – заходится он в приступе едкого смеха. – Фух! Всё прости, это реально умора. Ты там не смущайся, продолжай.
– Сначала ответь, где Лиза?
– Поблизости. У нас наметился серьёзный разговор, но я бы на твоём месте сильно не расслаблялся. Только от тебя зависит, где сестра проведёт сегодняшнюю ночь. Как считаешь, мой матрас не слишком жёсткий?
– Только попробуй... – цежу, вскипая от ярости. Я его слишком мало знаю, чтобы так с ходу определить, где он блефует, а где говорит на полном серьёзе. Я не могу рисковать. Не Лизой.
– Твой голос так соблазнительно дрожит. Это от возбуждения?
– Матвей, хватит. Достаточно. Ты выиграл, я проиграла. Перестань морочить Лизе голову, и я согласна встретить Новый год в роли твоей девушки.
– Быть любящей и покладистой...
– Быть любящей и покладистой.
Чёрт, мне кажется, или это напоминает обряд бракосочетания?
– Пока день влюблённых не разлучит нас.
– Пока день... Что?! – едва не роняю телефон. – Почему так долго?
– Срок пари до четырнадцатого февраля. Беда не верит, что кто-то выдержит со мной так долго. Но ты ведь любящая, правда, Вера?
– Безусловно, – мрачно улыбаюсь, пиная "пах" нарисованного Лиха.
С другой стороны, для него это тоже будет сдерживающим фактором, а за месяц увлекающаяся Лиза наверняка переболеет.
– Через четверть часа мелкая будет дома, – резкая смена тона с беззаботного на металлический, покусывает спину колючим инеем. – Надеюсь, тебе хватит мозгов держать рот на замке. Мой финт она легко
