Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20
class="p1">Пораженный своим же поведением, мужчина вздохнул, вставая с постели и отправляясь на кухню — ужасно душила жажда, да и заснуть все равно не получится…
«Ничего… Сейчас попью чайку и, может, усну…» — с этими словами уже чуть ржавеющий чайник был поставлен на конфорку. Но Сехинова мучила совсем не жажда… А какое-то странное чувство. Он чувствовал как будто под сердцем больно сжимается и разжимается какая-то лишняя мышца, мешая жить как раньше.
«Было бы неплохо выдрать её вовсе вместе с сердцем… Чтобы больше не было больно. Чтобы больше не чувствовать…» — подумал Алексей.
Уставившись в одну точку, Алексей дал волю случайно просочившимся в мыслям:
«Мишка… Удивительно наивный, но поэтому и добрый, отзывчивый человек… Был…». Сехинов встряхнул головой, как только с удивленеим почувстовал, что в носу засвербело.
Снова кровать, подушка, одеяло.
«Да, умер. Нет, не жалко» — твердили упрямые мысли.
Алексей едва слышно вздохнул. Так много недосказанностей и непонимания было между старыми приятелями, а Мишка все прощал, всегда!.. Подняв глаза к потолку, словно уверенный в том, что старый друг слышит его, мужчина, сам того не ожидая, заговорил одними только губами, не узнавая свой дрожащий голос:
— Мишка… Прости меня…
Глаза тут же защипало, полились горькие, редкие слезы — самое ценное сострадание, которое может выразить человек нежелающий чувствовать. Почему ему так больно?.. Наоборот же! Все наоборот! Пытаясь успокоиться, мужчина сквозь непроизвольные всхлипы рассерженно рычал:
— Не видеть бы только мерзкую рожу Болдина! Да! И хорошо, что он умер! — и, закрыв лицо руками, разрыдался только больше.
Прорыдав всю ночь и не успев успокоиться и под утро, Алексей явился на кладбище. Одетый в темное пальто и темно-синий шарф, мужчина поднял опухшие глаза. Первый раз он прогулял работу не из-за здоровья. Красные глаза увидели бесконечные могилы. Вновь опустив голову, он тихо шмыгнул носом и шаркнул ногой, наконец принимая все, что чувствует.
— Веди меня, Мишка!
И пошел прямо, минуя холодные надгробия могил.
IX
Голиаф усмехнулся.
— Интересная история. Мораль, которую вы хотите до меня донести, понятна, но вы же не думали, что я действительно проникнусь?
Скалровский поднял брови, на что Абатуров неконтролируемо улыбнулся.
— Вы действительно считали, что я изменю свое мнение? Что стану добрым и хорошим, как сделали вы?
— Я? — усмехнулся Алексей, — Это был не я, Голиаф, я рассказывал о…
— Перестаньте врать. Пару раз вы оговорились, назвав якобы Болдина Скалровским, — серьезное, почти мертвое лицо смотрело на седого старика, — Я уже давно понял, что вы взяли себе его фамилию. Потому что вы себя вините. Потому что вы надеетесь, что так вам будет хотя бы не стыдно перед самим собой. Но вам стыдно. Вы — глупец, Сехинов.
Глаза Алексея вспыхнули, вены на шее вздулись. Он приблизился к юноше, проговаривая каждое слово.
— Скалровский. Алексей Скалровский. Я не был глуп. Я болел, и вы знаете это лучше, чем я. Но я излечился благодаря Михаилу, — опасно низким тоном проговорил Алексей, смотря на безразличного Голиафа, вскоре вновь отстраняясь, — Благодаря его взглядам. Я уверовал, Голиаф, и имею в запасе много аргументов, подтверждающих существование Бога. Мои убеждения тверды, и я не собираюсь повторять ошибку Михаила так же, как не собираюсь повторить и свою.
— Вы уже её повторили.
Алексей пару раз моргнул, слабо подняв брови.
— Что?
— Рассказав мне весь этот бред, который я был вынужден покорно выслушать, вы попытались навязать мне свою точку зрения. Точно так же, как вы сделали с Михаилом, — смертельно ледяные глаза смотрели на мужчину, — Вы хотите и моей смерти тоже? Как-то не по религии.
Алексей возмущенно поднял брови, когда Голиаф снова отвернулся, рассмтаривая кубики льда в своем пустом стакане.
— Что?! Нет! Я… — он выдохнул, пытаясь успокоиться, — Я лишь хотел сказать, что любая болезнь излечима, даже психопатия, надо лишь…
— Вы не болели. Вы просто были скотом.
Скалровский застыл, не способный ничего ответить, пока Абатуров лениво продолжал:
— Скорее всего вы страдали деперсонализацией, которая постепенно переросла в дереализацию. Не знаю, из-за чего, впрочем, и знать мне не хочется, вы начали отчуждать свои эмоции. Возможно, сначала вам было страшно, но потом вы даже начали ловить кайф, а затем, видя как вас ничто не веселит или печалит, вы решили, что можете управлять людьми, поскольку вы от природы достаточно проницательны. У вас хорошо получалось, — Абатуров повернул голову к собеседнику, — Вы даже убили человека.
Алексей закрыл глаза, опуская голову. Ему было больно это слышать, хотя он и понимал, что это правда. Вздохнув, старик снова глянул на юношу.
— Я думал, это называется психопатия… Откуда вам известно так много?
— Вы думали, я ни разу не интересовался своим состоянием?
— Да, но…
— Психопат — это человек с низким уровнем эмпатии. Зачастую он и сам не может осознать, что чувствует, — Голиаф глянул на старика, усмехнувшись, — Но вы не такой. Вы не только понимаете чувства других, но и в совершенстве управляете ими, как я выяснил из вашего рассказа. Даже можете убить человека.
— Хватит… — Алексей выдохнул, утерев лоб ладонью, — Я сменил фамилию не только из чувства вины. Я хотел разделить жизнь на
«до» и «после», надеясь больше никогда не возвращаться к тому Сехинову, которым я когда-то был.
Голиаф усмехнулся, скрестив руки на груди.
— Вы думаете, что у вас получилось?
— Я… Полагаю, что да.
Абатуров отрицательно покачал головой.
— Вы ошибаетесь, Алексей. Вы никогда не переставали быть Сехиновым. То, что спрятано в недрах человеческого разума, остается там навсегда. Люди не меняются, даже если очень этого желают, вы и сами это знаете.
Скалровский начал раздражаться:
— Послушайте, Голиаф, вы очень юны. Когда вы дорастете до моего возраста, вы станете понимать, о чем я говорил, вы сразу пожалете обо всем, что сейчас мне сказали. Я действительно исправился, я понял свои ошибки и захотел быть лучше, кто-то другой на моем месте уже давно бы опустил руки.
— Что с вашей собакой?
Скалровский на мгновение замер, после чего нахмурился, не поняв вопроса.
— Простите?
— Ваша собака. Ну, которую вы бросили еще в самом начале вашей сказки, — Голиаф спокойно ожидал ответа, пока мужчина задумчиво опустил глаза, вскоре усмехнувшись.
— А вы правы, это ведь и впрямь вышла сказка.
— Не понял.
Старик пожал плечами, поднимая на юношу глаза:
— Я многое позабыл. Что-то выдумал, что-то искаверкал. Хах… А ведь вы были правы с самого начала, говоря о том, что мой рассказ — сказка.
— Я и сейчас окажусь прав. Так что с собакой? Алексей пожал плечами.
— Откуда я
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 20
