— парня на дворе уже не было. Матё, бледный от волнения, стоял рядом. Рудко весь трясся от испуга.
— Я его знаю, — сказал Матё, и голос у него дрожал. — Это Ма́ртин. Он мастера не слушает, вот и бьют его…
Ергуш ощупал нос; крови не было. Только переносица пылала, болела.
— Ну ничего, пусть пройдет мимо нашего дома, — с угрозой промолвил он. Потом тихо добавил: — Не стоит в город ходить.
И пошел домой.
НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА
После обеда мальчики собрались у фабрики. Рудо Рыжик сказал:
— Пошли к погосту в лапту играть. — И он показал кожаный мяч. Сам сшил и набил конским волосом; твердый был мяч, как камень.
Тщедушный Имро Щепка-Левша, который дергал за нос Йожо Кошалькулю, принес крепкую лапту — ручку от старой метлы. Здорово годится по мячу бить. Имро, моргая из-под своей шляпчонки, сказал:
— Мало нас. Двое матками будут, а этих молокососов только пятеро. Ни бить не умеют, ни бегать.
Левшой Имро прозвали потому, что все он делал левой рукой. Имро оглядывался — не подходит ли кто еще.
Йожо Кошалькуля, тот, веснушчатый, которого дергали за нос и который потом камни швырял, сказал, сглотнув слюну:
— Наш отец как возьмут да как ударят лаптой — до неба мяч долетит!
Имро Щепка и Рыжик презрительно посмотрели на него.
— Дурак! — сказал ему Яно Чернильница, толстый заика. Щеки у него были круглые, как шары. Прозвали его «Ду́нчо»[9] или еще «Свиная голова».
Штево Фашанга, сосед Ергуша, плюнул и насмешливо добавил:
— В жизни не слыхал такой чепухи! Вот уж дурень так дурень.
Штефана прозвали «Бубенчик», потому что он прославился тем, что воровал овечьи колокольцы. Он воровал их со страстью — в деревне, в поле, где только мог.
Йожо Кошалькуля ничего не ответил. Только таращил глаза да глотал слюну. И впрямь как дурачок.
Адам Те́лух, сын лавочника, был мальчик болезненный, хотя и толстобрюхий. Он посмотрел на Верхний конец и воскликнул:
— Матё Клещ идет!
Все оглянулись, но Матё Клещ-Горячка свернул за мельницу. Нелюдимый был, всех сторонился. Ненависть его грызла. Как встретится с ребятами, сейчас же начнет всех задирать и обижать.
— Да ну его, — без улыбки сказал Имро Щепка.
Самым младшим среди ребят был Гу́сто Красавчик — мальчуган здоровый, краснощекий, замкнутый и недоверчивый. Он стоял в сторонке, слушал одним ухом разговоры. Подбирал с земли плоские камешки, подбрасывал. Его прозвали «Мазила».
Со стороны пастушьей хижины, на том берегу, затрубила труба, защелкал кнут. Выдоенные, отдохнувшие коровы подходили лениво, сбивались в кучу перед фабрикой. Пришел отец Палё, дядя Стеранка, загнал коров в воду.
Колокольцы брякали вяло, сонно. Кучки овец, жавшихся друг к другу, плелись к бревнам. Овцы низко клонили головы, сопели, останавливались. Жара наводила на них сон, они искали облегчения в собственной тени.
На том берегу показался подпасок Палё Стеранка, в круглой шапочке, в постолах, с кабаницей на плече. Белые широкие штаны его так и слепили глаза на ярком солнце. Он трубил в рог, щелкал кнутом, подгонял овец к фабрике.
Из дома при дороге вышел Якуб Фе́киач-Щурок — коренастый паренек с уверенными движениями. Побежал к фабрике.
— Щурок идет! Щурок! — негромко оповестили друг друга мальчики.
Щурок был старше всех. Ходили слухи, что он самый сильный, очень опасный. У него тоже злая мачеха. С ним лучше не вступать в драку. Он даже Матё Клеща не боится, дерется с ним не на жизнь а на смерть. И в мачеху недавно бросил ведро с помоями. Мать у него умерла, когда он был маленький. Отец его всегда пьян и бьет Якуба.
Якуб Фекиач-Щурок подбежал, прищурил правый глаз:
— Давай бог счастья! Пошли?..
— Можно, — ответил Рыжик, — только подождем еще немного.
По дороге бежала белая коза Рогачка. Ее гнал Ергуш, босой, шляпа в руке. Пригнал к фабрике, заговорил с Палё Стеранкой.
— Эй ты, который лягушек боится! — окликнул его Рыжик. — Пойдем с нами играть в лапту!
Ергуш весело подбежал к ним.
Якуб Фекиач-Щурок прищурил правый глаз, оглядел Ергуша.
— Пошли! — сказал.
Все двинулись к погосту. Палё Стеранка с завистью смотрел им вслед.
ИГРА
Между старым и новым кладбищем была ложбинка, вымытая, наверное, давним половодьем. Она была ровная, чуть покатая к деревне и поросла густой низкой травой. В будние дни дети пасли там гусей.
На краю этой ложбинки мальчики стали в кружок. Якуб Фекиач-Щурок подбросил крейцер:
— Орел или решка?
Рыжик крикнул решку — угадал. Выбрал Имро Щепку-Левшу; Фекиач — Йожо Кошалькулю.
До тех пор бросали монетку, пока всех на две партии не разобрали, включая маленького Густо Красавчика. Ергуш попал к Якубу Фекиачу в последней паре: его не знали. Фекиач-Щурок еще раз бросил монетку. Рыжик не угадал, пришлось его партии водить.
Игра началась. Ергуш подхватил лапту, подбросил мяч, ударил. Мяч взлетел высоко, упал далеко, на откос, покатился вниз. Мальчики смотрели с удивлением. Ергуш не торопясь обежал город, вернулся. Партия Рыжика все еще искала мяч. Фекиач-Щурок прищурил глаз, дружески улыбнулся.
— Сильный ты, — сказал он. — Будешь бить тройку…
— Подавай! Беги! Беги! — кричали ребята.
Якуб Фекиач добил мяч только до края ложбины, до того места, где начинался подъем. И это был самый дальний бросок. Ергуш бил в два раза дальше. Рыжик злился, никак не мог поймать мяч.
Ударил Адам Телух-Брюхан, сын лавочника. Мяч угодил прямо в руки команды Рыжика. Бежать вокруг города выпало Ергушу — так, чтоб его не осалили мячом. Он помчался, то пригибаясь, то отскакивая в сторону, петлял, как заяц, — в него не могли попасть.
— Я так не играю! — вскипел Рыжик. — Еще чего, до ночи водить! Ты выбрал лучших! — попрекнул он Якуба Фекиача.
— Переиграть! Выбирай сначала! — кричала вся партия Рыжика.
Теперь вместо Рыжика маткой стал Ергуш. Он выбирал игроков в очередь с Якубом. Бил он далеко, носился птицей, невозможно было его осалить. Стоило ему крикнуть своим: «Беги!» — мальчишки кидались сломя голову — побаивались его, слушались. Даже Фекиач-Щурок, не боявшийся никого, смотрел на него кротко, водил терпеливо, ничего не говорил. Рыжик, игравший вместе с Ергушем, держался почтительно. Мяч он отбивал едва за черту.
По проселочной дороге, за погостом, Палё Стеранка гнал своих коз и овец. С завистью смотрел он на играющих. Помахал шапочкой Ергушу и скрылся за поворотом.
ВТОРОЙ СОВЕТ
Вечерняя тишина опустилась на деревню. Ребята опять собрались у фабрики. Прислонясь к нагретой солнцем стене, говорили о последних событиях. Кто как отбивает мяч, кто проворный,
