Парадокс Шекспира Левин сидел натроне. Стул такой свысокой резной спинкой вертикальной исподлокотниками. Сидеть было жёстко инеудобно, наспинку неоткинешься— блюла она осанку государеву. Напротив был стол, тоже под стать трону: резной такой, длинный иовальный сногами, под лапы льва или другой какой кошки стилизованными. Стол был непустой. Там стояли всякие пробирки, реторты ипрочие химические мензурки сразноцветными жидкостями. Ещё настоле горела спиртовка, инад ней взакреплённой наштативе стеклянной колбе чего-то булькало ипузырилось. Зелёное и, должно быть, вонючее— витали пары ввоздухе, кои неназвать ароматом. Уколбы стоял тот самый волшебник всиних одеяниях салюминиевыми звёздами, наБФприклеенными. Колпак свой дедулька снял, онрядом натаком жеархиерейском троне лежал. Лукомор отвлёкся насекунду отварева иузрел Владимира Ильича.
—Ты, прыщ тупоголовый, чего здесь делаешь?— свёл кустовые брови колдун. Решительно свёл.
—Так-то явыше тебя буду. Иесли япрыщ, тотыпрыщик,— неполез засловом вкарман Левин.
Отбрил Лукомора. Один— ноль.
—Дебил ты, прыщ!— один— один.— Говори, чего явился, чего ещё надо, магию тебе дал. Реинкарнировал опять. Надо чего? Говори быстро, проси мало, кланяйся низко.
—Ачего просить?
Неготов был ктакому повороту событий Ильич. Иговорит Лукомор наэтот раз внятно.
—От, дебил. Дебилоид. Дебилушка. Олигофрен. Даун. Полудурок. Иван-дурак.
—Владимиром родители назвали,— само вырвалось.
—Хрен тебе! Будешь Костиком,— совсем озверел звездатый.
—Хватит обзываться! Тызнаешь чего? Тымне объясни, что происходит, где это яоказался?— вспомнил дьяволицу вбелых одеждах Левин.
—Лёгких путей ищешь, магию тебе нахаляву, жизнь новую, атеперь ещё изнания подавай. Ты, давай, нестесняйся, весь список озвучь,— подпрыгнул кнему Лукомор.
—Ты, преподобный, некричи, холерик, что ли? А, да! Что сМарьяной хотелось быузнать. Где она? Жива? Аможно еёсюда комне?
Скромность только выпускниц Смольного института украшает.
—Сам тыхолерик! Н-да, связался стобой. Ладно, последнее желание твоё исполню. Знание дам. Или Марьяну? Выбирай.
—Чего выбирать? Марьяну, естественно, куда мне без Дюймовочки моей. Пропаду.
—Э! Осебе только думаешь.
—Иотебе могу…
—Нехорохорься, даун.
Лукомор склонил голову набок. Потом надругой. Ивдруг махом оказался сдругой стороны откресла, теперь слевого бока.
—Тоже так хочу!— восхитился Владимир Ильич.
—Все втвоих руках…
Колдун всинем плаще исэтой стороны голову попереваливал нахуденьких своих плечах. Посопел. Левин его неперебивал. Пусть сопит. Наконец морщинистое лицо Лукомора разгладилось чуть, неначернослив сморщенный стало похоже, апросто наурюк.
—Знаешь, Костик, анравишься тымне. Хрен стобой. Телекинеза недам, даже непроси. Сам попытайся научиться, авот знания парня дам тебе. Хороший был паренёк. Дурак, правда. Как тыпочти,— Лукомор щёлкнул пальцами.— ИМарьяну… Ну, как получится. Отнеё зависит,— иснова щёлкнул культяпками.
—Спасибо…
—Ты, вот что, дебил… Тытам аккуратней. Больше наменя ненадейся. Сам. Всё сам.
Исловно нет больше Левина вэтой химлаборатории, Лукомор снова переместился кколбе своей и, бормоча хрень тарабарскую, принюхался кзловонию. Пахло как всвинарнике. Губки колдун гузкой сделал, брови ещё гуще насупил иизкрасной пробирки долил взловоняющую колбу. Парок пошёл чёрный изгорлышка, изавоняло ужсовсем тошнотворно— хлоркой какой. Иглаза защипало— нуточно хлоркой. Левин закрыл глаза, идаже нос попытался пальцами зажать.
Что-то бухнуло втемноте, инавсякий случай Владимир Ильич решил глаза открыть. Онлежал натой самой высокой кровати, прикрытый простынкой, авпалате больничной, аэто была именно больничная палата, старушка всинем халате мыла длиннющей шваброй крашеный коричневой краской пол. Пол местами был облуплен, аместами вытерт, ииз-под коричневой краски проглядывала светло-коричневая. Иэто изведра этого бабулькиного хлоркой так радостно несло. Непожалела уборщица хлорки, сыпанула так сыпанула. Ачего, больница же, тут смикробами нужно активно бороться. Тут всякие бациллы могут много вреда принести.
