Типчик сел, а официант взял бутылку кокосовой воды с одного из столиков и вылил типчику на промежность.
– Пожалуйста, – сказал он, – кокосовые орехи.
Раздались оглушительные аплодисменты. У меня мурашки по коже побежали от счастья.
– Как по-твоему, Дилан, что такое расизм? – спросила я.
Не задумываясь ни на секунду, Дилан ответил:
– Это когда ты в своих действиях, словах и мыслях учитываешь цвет кожи другого человека.
Это была одна из самых красивых песен той самой птички, что время от времени пролетает у него в голове. Я чмокнула его в щеку.
– А что, если, – сказала я, – я вижу на ярмарке мужчину и думаю: наконец-то тут прибавилось цвета, давно пора, острову это только на пользу?
– Тогда ты – добрая расистка, – ответил Дилан.
– А что ты скажешь об изобретателе коричневого пластыря?
И тут Дилан чмокнул меня. Прямо в губы.
Все это выдумка, от первого до последнего слова.
Я насочиняла все, что написано выше. С того момента, как за соседний столик сел мужик из телика, и до поцелуя Дилана. Оказывается, это веселое занятие. А по правде «порше» еще раз проехал мимо и по улице прошел темнокожий мужчина. По-моему, писатели именно так и поступают. У них на глазах что-то случается – что-то незначительное, и они пытаются представить, как еще могли повернуться события. И записывают. Если получается хорошо, незначительное превращается в значительное. Говорят, главное для литератора – уметь вычеркивать. Но у некоторых писателей я бы хотела прочесть все, что они вычеркнули. Кстати, история дедушки Давида – не выдумка. Он действительно однажды продал картину ценой в тридцать гульденов за триста и в тот же день познакомился с бабушкой Йориной. И с тех пор они шестьдесят лет порхали вместе. Пока бабушка не умерла, а дедушка Давид не приземлился в кресло у окна.
Ярмарка потихоньку пустела. Продавцы паковали товар и разбирали прилавки. Стулья можно было больше не охранять. Художник Брандан подсел за наш столик и заказал нам всем напитки. Человек слова.
– Вы пишете только Микки Мауса в кофейниках, – спросил Дилан, – или в свободное время пробуете себя и в других жанрах?
Надо было видеть лицо Брандана! Он раскусил, что его раскусили. Что Дилан его узнал.
– Да, – ответил он, – в свободное время я иногда пишу и другие вещи – пейзажи, маринистику.
– Интересно, – сказал Дилан. Он и вправду это сказал.
Я устала. Вот что бывает от целого дня ничегонеделания. Мысли мелькают у меня в голове одна за другой, как падающие звезды: ты их видишь, но рассмотреть не успеваешь. Надо с этим что-то делать. Конечно, плохой, но хорошо написанный рассказ лучше хорошего, но плохо написанного. Я бы хотела, чтобы то, что я сегодня навыдумывала, вошло в книгу. Для тренировки. Для следующей книги. В книгах пишут об обычных людях в необычных ситуациях, или о необычных людях в обычных ситуациях, или о необычных людях в необычных ситуациях (хотя через такие, как правило, не продерешься). А вот об обычных людях в обычных ситуациях – никогда. Об этом пишут только в дневниках.
Трудность заключается вот в чем. То часами ничего не случается, и приходится что-нибудь выдумывать. То случается что-то столь забавное, что это сразу хочется записать. Сейчас почти полвторого ночи, и из маминой палатки только что раздался вопль:
– Он лысый! Он коротышка!
Идет дождь. Шелестит листьями, шуршит по брезенту палатки. Словно это умершие с тобой разговаривают. Их слов не разобрать, но здорово, что они рядом. Дедушка Давид любил грозу. Молнии, бури, ломающиеся деревья, сорванные крыши, падающие метеориты – он приходил в восторг, когда природа оказывалась сильнее человека. Он видел в этом возвышенное, хотя так и не называл. Смерть для него была бурей, уносящей с собой то, что слишком ослабло и больше не может стоять на ногах. Заждавшись своей собственной бури, дедушка нашел для себя аэродинамическую трубу. В переносном смысле. Дедушка терпеть не мог приятную погоду, летнюю жару, восточный ветер. Он спускался в подвал и сидел там, пока ветер не начинал снова дуть как положено – с юго-запада.
У входа в мамину палатку стоит пара ковбойских сапог. Полных воды. На передней стойке висит черный парик. Грустный, как хороший анекдот. Как же классно мне было с Диланом на художественной ярмарке! Заставить его увидеть, что он мне не просто брат, а я ему – не просто сестра, пока не удалось. Но то, что между нами есть, у меня не отнимет никто. Надеюсь. Думаю. Уверена.
Ни одного «бреда»
13 июля, понедельник, 8:49
Я уже писала: настоящее, глубочайшее счастье можно испытать, только когда рядом никого нет. Вот самое прекрасное, что мне доводилось об этом читать: «Главное, чему нужно научить ребенка, – это любви к одиночеству, потому что лишь в одиночестве можно найти покой, необходимый для глубочайшего счастья». Но я не одна. Неподалеку стоят ковбойские сапоги, воды в них доверху – хоть форель разводи. Под дождем мокнет парик. Грустный, как хороший анекдот. Это я уже писала, но не грех и повторить.
А может быть, маскируются вообще все и всегда? Банкиры в строгих костюмах, футболисты в татуировках, художники с косматыми шевелюрами. По-моему, по вечерам они стягивают с головы шевелюры, сбрасывают костюмы и смывают татуировки. Если ты что-то умеешь, демонстрируй это своей работой, а не внешностью. Взгляните на фотографии писателей. Толковых писателей. Все выглядят прилично. Не выряжаются как клоуны – им незачем. Косматые художники – бездари, футболисты с татуировками – мазилы, банкиры в дорогих костюмах – грабители.
13 июля, 13:02
Дилан выбрался из своей палатки, и дождь кончился. Дилан подмигнул мне. Как человек, которому приснился приятный сон.
– Ты что в такую рань, Дилан?
– Сегодня моя очередь готовить завтрак, Салли Мо, – ответил он. – Круассан хочешь?
– Хочу. Купи побольше, у нас гости. – Я указала на сапоги и парик. – Видишь скальп?
Дилан усмехнулся. Ему-то легко ухмыляться – не его мама лежит в палатке в обнимку с лысым гномом.
– Я в курсе, Салли Мо, – сказал он. – Скажи-ка, а ты случайно не перешла в лагерь тех, кто завтракает корнем одуванчика в крапивном соусе?
– Что хуже, Дилан, – ответила я вопросом на вопрос, – одна жизнь, полная всего самого вкусного и приятного, или полторы жизни с сырой морковкой на завтрак, обед и ужин?
– Это не игра «что хуже», Салли Мо, это игра «что лучше», а в такие мы не играем.
– Дедушка Давид говорил: «Здоровье – недуг нашего времени».
Дилан опять усмехнулся и отправился в магазин при кемпинге. Через четверть часа он вернулся с двумя полными сумками. Из одной торчала местная газета.
– Газетку прикупил, Дилан?
– Нужно быть в курсе того, что творится в мире.
