Томас медленно открыл глаза, разогнулся. Лицо без эмоций.
Тем временем Тимур старался подняться – но не мог. Он выглядел как дрищеватый четвероклассник, который под усмешки физрука пыжился в очередной раз отжаться – но не отрывался от пола. Что-то давило на спину – будто поверх накинули стокилограммовую плиту…
Тимур понимал, что жизненно важно сейчас встать и начать действовать, – иначе убьют. Жилы на шее напряглись, от усилий он весь раскраснелся.
Эдвард подошел – и коснулся его лба.
Через пару секунд Тимур размяк. Его подбородок гулко треснулся о паркет.
Он крепко спал.
– Какой вечер! – сказал Эдвард. – Две взрослые сферы! Да в какой-то проклятой дыре!
– А-а-а… – протянула Наташа.
Она села – и попыталась отползти от «пирамиды». Но ползла задом – в никуда, ничего, кроме трупов, не видя.
Ее платье задралось, каштановые волосы спутались. С них капала кровь.
– А-а-а…
– Да, феноменальная удача, – грустно ответил Томас.
Эдвард вытащил карманные часы.
– Теперь можно не переживать, даже если «рваный» помрет, – сказал он. – Ладно, Томас. Тащи обоих в машину, я приберусь. И с Наташей закончу…
С виду хрупкий, похожий на библиотекаря Томас легко поднял на плечо Тимура. Затем схватил за воротник свитера Костю и поволок его к выходу.
Голова Немесова вывернулась из рук Кости и подкатилась к ногам Наташи.
– Ма… Ма… Мамочка… – прошептала она.
Эдвард приблизился к ней. Наташа хотела отшатнуться – но на нее тоже упала многопудовая плита. Сложно было даже пошевелиться.
Эдвард вздохнул, повернулся в сторону «пирамиды» – и присел на корточки.
// В айсе исповедуют опасные идеи.
– Вот, Наташа, может быть, ты сейчас уразумеешь, что значит «озаренные смертью», – сказал Эдвард. Он кивнул на груду тел. – Взгляни на этих мертвых людей – я теперь специально еще проще объясняю, на настоящем примере…
И теперь представь, что они живы – и дальше плетут свои никому не интересные истории… Что дальше? Они жили и жили – а потом состарились и тихо сдохли в своих однотипных зассанных постельках.
Как миллионы других людей.
Интересно? Нет!
Скажи мне, кто вспомнит их лет через сто – когда скончаются их внуки и правнуки?
Да никто! Они жили так, как будто их и не было для человечества, – и так многие сейчас живут, большинство…
Они как капли в океане. Неразличимы в волнах, сколько не вглядывайся… Вот, прослушай еще раз.
Он прокашлялся, вытянул руку.
– Твой путь – унылен и банален.
Ты выбрал серо жить и умирать.
Итог – посредственен, печален:
Забвение тебе вторая мать.
Теперь ты понимаешь?..
Смысл речи до Наташи доходил смутно – она была слишком напугана и ошарашена увиденным. Но она поняла, что Эдвард под конец в очередной раз прочел стихи, – и это пробрало ее могильным холодом.
Кровавая сцена перед ней ужасна – так убить могли только изверги. Однако смотреть на это и декламировать стихотворения, красиво вторить ритму руками и привлекательно улыбаться – казалось Наташе за пределами человечности. Чем-то настолько человеку чуждым, что она инстинктивно, несмотря на проведенную вместе ночь и свои мечты и надежды относительно Эда, – определила его как врага.
И Наташа вдруг осознала, что вскоре ее тоже убьют.
– Пожалуйста, Эдя, не убивай меня, – зашептала она. – Я ничего не видела… Я никому не расскажу… Клянусь. Пожалуйста…
– Ты совсем дура? – усмехнулся Эдвард. – Я как раз и прошу тебя посмотреть на них – держи свою пустую башку прямо и глаз не отводи, ясно? Иначе я буду держать.
Так вот, Наташа, я продолжу объяснять… Сейчас все эти люди мертвы – но как ярко они мертвы, ты видишь? В этом и заключается смысл.
Многих людей ты знаешь, которые умерли так? Неа. А об этих – напишут в газетах, за счет сочной смерти их блеклые, скучные истории станут интересны и известны всему миру! Может, о них когда-нибудь напишут книжку! Или даже снимут фильм!
Они войдут в культуру – но почему? Потому что их истории «озарены смертью» – понимаешь теперь, что это значит?
Они как подкрашенные капли в океане – их видно издалека.
Они родились не бабочками, но молью – но они прекрасны, как моль, сгоревшая в огне свечи…
– Эдя, пожалуйста, Эдя, у меня мама… Она меня ждет. Пожалуйста, я не хочу умирать.
// В айсе безжалостны.
Эдвард поднялся.
– Слушай:
Едины в смерти, но от нас зависит,
Насколько мы достойно завершим свой путь.
Так сделай это главной из всех миссий –
Хотя бы в яркой смерти знаменитым будь.
Губы Наташи задрожали. По щеке заскользила слеза.
Эдвард коснулся ее виска. Наташа замерла – даже моргать и дышать прекратила.
– Не грусти, балда, ты же будешь известной, – сказал он. – Я напишу о тебе стихотворение…
Из глаз, ушей, рта девушки брызнула кровь.
Эдвард отпустил ее – и Наташа мягко завалилась на спину. Звонко ударились о паркет костяшки ее пальцев.
Эдвард вздохнул и задумчиво посмотрел на мертвую. Пробормотал:
– Пусты глаза… затихли ураганы… ТадАда филигранна…
Из кармана брюк он вытащил небольшой стальной слиток, издалека напоминающий зажигалку «зиппо». Это был оттиск – оружие Эдварда.
В отличие от Томаса, руками Эдвард не махал – это удел недоучек. Прямоугольник обернулся струйкой металлической воды, которая закружилась вокруг его правого запястья и пальцев. Эдвард был элитой айсайцев и оттиском владел мастерски.
Железо плавно вонзилось в шею девушке, чуть пониже колье. Затем оттиск поднял отрезанную голову Наташи и положил ее рядом с головой Немесова – лицом к лицу.
Тычками ботинок Эдвард развел ноги Наташи так, чтобы по форме они напоминали сердечко.
Эдвард довольно хмыкнул: пожалуй, не только Томас потенциальный соперник Магнуссону.
Он начал обходить гостиную – и поливать стены огнем. Пламя вырывалось из указательного пальца – как из огнемета.
// В айсе поджигают дома.
Вспыхнули шкафы, занавески, рояль и полки с фальшивыми наградами. Завизжали монархи, расплавились золотые настенные часы…
В последнем углу внимание Эдварда привлекла картина – «Вечерний звон» Левитана.
В дыме и жаре, при дурном освещении оказалось тяжело определить ее качество. К тому же надо торопиться – все-таки две взрослые сферы были лучше одной.
