Должность была по чину и по способностям, Григорий Ильич предоставил начальству документы об окончании заграничной сыскарской школы и результаты языкового экзамена от «Новоградской коллегии сохранения исконности», что-де берендийским наречием владеет в совершенстве, хоть рос и воспитывался у инородцев. Говорил новичок чисто, писал без помарок, самописцем, единственным на весь уезд, владел, чего еще? Школа полицейская? Это у бритов полоумных сыскному да охранному делу учиться надо, у них и царь баба, чего с убогих возьмешь, у нас же в Берендии любой мужик с понятиями службу исполнить горазд. А этот мальчишка и на мужика даже не похож, сопля соплей.
Так расcудил Антон Фомич, подписал указец, да думать на время о коллежском асессоре забыл. А месяца через три легла на его начальственный стол папочка от регистратора Волкова. Даже раскрывать ее не хотелось, но пришлось, помощники настояли. И оказалось в ней десяток раскрытых дел : убийство давнишнее, разбой с прошлого високоса, воровство в имении артиллерийского полковника. Да много всего было, глаза разбегались. Помощники пояснили Самоедову, что регистратор-де сперва архив разобрал, сортировку по датам и тяжести преступлений ввел,и заказал у столяров отдельный шкапчик для дел незаконченных, подвисших,их «висяками» в приказе и называли. Но на том не успокоился.
– Сам что ли, единолично сыск провел? - Хлопнул начальник ладонью по столу. - Кто позволил?
Ему отвечали примирительно, что не самолично вовсе, что в приказе многие регистратору помощь оказывали, потому как по службе положено, да и не в тягость ведь в свободное от присутствия время допросец устроить, либо на складе, где улики пылятся, кое что разыскать . По мелочи помогали, по дружбе. Ну шпиков еще одалживали, филеров то есть,транспорт иногда служебный. Начальника Антона Фомича тревожить эдакими мелочами не смели. Все ведь ладно сложилось, с какого боку ни глянь, и похвалят ещё из столицы за рвение, всенепременно лично его превосходительство господина Самохвалова похвалят.
Антон Фомич дураком не был,иначе бы на своем месте не оказался. Регистратору Волкову вынесли благодарность и наградили денежной премией в тот же день, папочка отправилась по инстанциям, а сам губернский начальник все свои сыскные таланты к новому объекту пpиспособил, стал присматриваться к юному дарованию. И чем больше узнавал,тем более тревожился. Хитрый инородец внедрился в тело приказа, что твой чирей, оброс друзьями-приятелями, личной, пока ещё неофициальной, сыскной командой. Супруга Антона Фомича масла в огонь тревоги подливала, потчевала городскими сплетнями. Григорий Ильич с прочим начальством знакомства свел, особенно близкое с теми, у кого дочери на выданье. Завидный жених, дворянин при чине, молод, собою хорош. Поговаривали, барышни в его обществе млеют. Со старшими почтителен, говорит мало, но по делу. На дуэли дрался с приезжим корнетом Хрусталевым. Тут Антон Фомич руки радостно потер, дуэли императорским указом строжайше запрещены, ужо полетят с плечей чиновничьи эполеты, но супруга его разочаровала. Корнет сперва стреляться хотел, но Волков его в тир отвел, положил все десять пуль точно в яблочко, преподнес сопернику глумливо приз – тряпичного Петрушку,и предложил решить мужской спор кулачным поединком.
– Это у бритов так заведено, у джентльменов тамошних, – пояснил жене Самохвалов. - Неужто слизень инородный берендийского воина на лопатки положил?
– Ах, Антошенька, – всхлипнула женщина и достала из-под скатерти листочек местной газеты.
Антон Фомич заметку посмотрел, на фото победителя полюбовался. По пояс обнаженный Волков позировал на фоне стайки нарядных барышень в шубках и капорах. Плохо дело. Эдак проснешься однажды, а в твоем кабинете уже сопля эта публикой обласканная заседает, твоим подчиненным приказы раздает, а ты слова поперек сказать не можешь,ибо при сопле уже и тесть сановный имеется.
Так рассудил осторожный Антон Фомич и дела в долгий ящик откладывать не стал, просмотрел запросы от уездных приказов и остановился на захолустном Крыжовене.
– Отправляйтесь, Григорий Ильич, к новому месту службы, - велел по–отечески коллежскому асессору, – в грудене тамошний пристав руки на себя наложил, чиновника нового на место еще не назначили, пока суть да дело, я в столицу доложу, что прекрасный кандидат уже делами занят, останется лишь официальное подтверждение получить .
Говорил это Самохвалов, а у самого поджилки тряслись . Доносили ему, что сопля эта бритская только на вид холодна, что гневлив молодчик сверх меры и, что самое неприятное, неожиданно гневлив. А ну бросится сейчас с кулаками? Обошлось .
Волков начальственные напутствия выслушал, ухмыльнулся с пониманием, папочку свою на стол присунул. Извольте-де, Антон фомич, прощальный презент лицезреть, банду вокзальных мешочников раскрыли, только и осталось арест произвести. И, поклонившись, удалился.
Самохвалов еще и филеров к нему приставил, чтоб до поезда провели,и облегченно вздохнул, когда Григорий Ильич Волков коллежский асессор жандармского ведомства чиновник восьмого класса покинул Змеевичи.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, В КОЕЙ БАРЫШНЯ ПОПОВИЧ ПОЧТИ ТЕРЯЕТ РЕПУТАЦИЮ, НО СЕЕТ СЕМЕНА СУФРАЖИЗМА В ДУШИ УЕЗДНЫХ ЖЕНОНЕНАВИСТНИКОВ, НИ НА МИНУТУ НЕ ПРЕРЫВАЯ ПРИ ЭТОМ ДОЗНАНИЯ «Карта Метла предупреждает о конфликте или ссоре, нарушении договоренности. Возможно нервное перенапряжение, душевное неcпокойствие. Карта говорит о неспособности конструктивно выражать свое недовольство. Карта Метла также может означать тяжелый камень на душе».
Таро Марии Ленорман. «Руководство для гадания и предсказания судьбы» Если бы за воспитание Гришеньки Волкова взялись не хладнокровные бриты, а, к примеру, швабы, назвали бы его вундеркиндом, очень уж Γрегори с младенчества был одарен. Когда доставили его, безродного берендийского сироту, в туманную островную столицу, ему впору было пешком под стол ходить. Доставили люди непростые, а уж тот, кто за него хлопотал,так и вовсе сложносочиненный. Повезло Гриньке, что этот последний его в сиротском приюте заприметил, да ресурс его рассмотрел. Покровитель, вот кто. Покровитель велел за границами учиться, всю заграничную премудрость на ус наматывать, чтоб после родимой отчизне пользу приносить. А для того сначала определили Григория в бритскую школу для мальчиков. С мальчиками было скучно даже после того как юный мистер Волкав (они именно так его фамилию коверкали, через «а») освоил их язык. Мальчики тосковали по дому и родителям, дрались, наушничали, с кем–то против кого–то дружили. Он тоже дрался. В стайке полуголодных зверят, даже будущих джентельменов,иначе никак. Ему, самому младшему из них, приходилось поначалу несладко. Дрался лихо, отчаянно, до крови и выбитых зубов,и стоически сносил наказания строгих учителей. Классный наставник мистер Смит отмечал в личном деле Волкова его истинно берендийское безрассудство и звериную ярость. Последнее было скорее комплиментом. Островная империя в своих мужчинах и воинах это качество приветствовала.
Учеба давалась Гришке легко, он буквально глотал книги из школьной библиотеки, перескочил через класс, записался на дополнительные и вовсе необязательные занятия шахматами, освоил игру на скрипке, а также приличные джентльмену греблю, верховую езду и бокс, cдал экстерном программу за два года. Друзей у него не было, хотя дотошный мистер Смит исписал именами в его личном деле несколько страниц, сам Волков этих поименованных недорослей друзьями не считал. Драться он давно перестал, научился заключать временные необременительные союзы, отыскивать у прочих слабину и болезненные точки,использовать их на пользу себе. Класс был уже выпускной, за соседними с тринадцатилетним Γришкой партами сидели не мальчишки, а совсем взрослые джентельмены, познавшие ежедневное бритье и радости попоек,их мучало похмелье, желудочное несварение и мысли о карточных долгах. В этом окружении Волков уяснил простую и общую для всех слабину, каждому человеку требовалось одобрение, и чем сложнее его было получить, тем более желанным оно становилось. И тогда он почувствовал свою безупречность. Григорию Волкову мнение других было безразлично, он никого не любил, никого не уважал и был оттого нечеловечески, волшебно свободен. В тринадцать он был уже истинный брит – внешне холодный, чопорный, закрытый, скупой на выражение эмоций. Его похвала ценилась старшими товарищами на вес золота. Выпускникам позволили обучаться стрельбе, вечерами Григорий пропадал в тире, его планы требовали достичь и в этом искуcстве совершенства.
