Книга Похитить Похитонова! - Д. Густо

– Представляешь, он ещё на втором курсе в первом семестре пообещал показать мне Флоренцию и вот наконец нашёл повод это сделать!

Вера как влетела в прихожую, так и застряла там, разыскивая старый, но прочный рюкзак, который пережил с ней уйму приключений.

Брат не отвечал.

– Ты дома вообще?

– Дома, – ответили кеды.

– Обувь на месте! Я знаю, ты тут!

Сестра покричала ещё немного в тишину, но вскоре вспомнила, что этот лентяй собирался всё-таки дойти до спорттоваров и купить себе вторую пару. Значит, дошёл. Или заказал онлайн, что более вероятно.

С улицы послышался стук. Наверное, у соседей с белья капает, а может быть, они повесили на верёвку ковёр, и он хлопает от порывов ветра.

Редкие удары стали чаще. Стало похоже, будто кто-то колотит кулаками.

Вера бросила поиски рюкзака, пошла на звук.

Брат тарабанил в балконную дверь – судя по благородной синеве лица, больше часа, стойко перенося атаки ветреной погоды и насмешливое карканье пролетающих ворон. Трусы строгого покроя он дополнил ансамблем из лыжных ботинок, полиэтиленового мешка с логотипом модного магазина, а также изготовленной в технике макраме салфеткой, которая прикрывала в былые годы экран телевизора «от греха».

К моменту освобождения выживший успел оценить великую мудрость предков, которые ввели традицию хранить на балконе сломанные лыжи и домашние заготовки. Банки с вареньем поддерживали его силы, деревяшки были отложены на вечер, когда окончательно похолодает, и понадобится костёр.

– Я уж подумала, ты дошёл, – пробормотала Вера, впуская брата.

– Я дошёл, – усмехнулся он.

– Или заказал по интернету, – продолжала сестра.

– Да-да, именно.

Эскимо на негнущихся палочках в несколько прыжков добралось до ванной, включило горячий душ и сквозь шум воды принялось с красочными подробностями расписывать вероломство своевольно закрывшегося шпингалета.

– Это того, что туго двигается? – усомнилась сестра.

Она услышала, как набирается вода, как погружается тело, как скрипучий вентиль обрывает движение струй. Ответа всё не было.

Вера решила вернуться к поискам рюкзака, но брат попросил выключить ему свет и чуток постоять рядом.

В темноте, пропитанной паром, в тесной безопасности ванны он признался, что познакомился на сайте с девчонкой. Искала, с кем поразвлечься. Оказалось, её развлечение – запирать людей на балконах.

Сеструха весомо угукнула, создавая иллюзию, будто внимает каждому слову, и на цыпочках отбежала от исповедальной перегородки оценить степень ущерба.

С бьющимся сердцем выдвинула ящик тумбочки в прихожей. Деньги на месте.

Компьютер и стереосистема тоже.

Оказавшись в комнате брата, она тихонько отклеила от обоев плакаты, которые он берёг десятки лет и с придыханием называл постерами.

Постеры! Всего лишь страницы из журналов. Тонкая бумага, фотки позавчерашних звёздочек-однодневок. Пожелтели и свернулись даже кусочки клейкой ленты, которые удерживали на стене то, что не стоило удерживать в памяти.

Вера швырнула ворох жухлых листьев прямо в лицо весне – в распахнутое окно. Пройди кто-нибудь мимо, решил бы, что у Холмских квартирует осень и со скуки шалит, ожидая своего сезона.

– Постеры твои пропали, – с прискорбием сообщила сестра, вернувшись к брату.

– Хоть какая-то польза.

Две капли звонко ударились о поверхность воды.

– Закрой кран посильнее.

*

Когда братюня 24/7 проклинает долбаного пранкера Купидона, возможно ли без мук сострадания оповестить его о своём грядущем полёте в обитель романтики? Мимолётное упоминание тёплых звёздных ночей, пропитанных сиренью, вероятно, ранит несчастного до глубины души. Юношеское воображение легко дорисует головокружительные поцелуи под зыбкой сенью густолиственных ветвей, а там недалеко и до трепета распалённых чресел. Поэтому сеструха накидала чипсов поближе к игровому лежбищу брательника, чирканула на кухне сумбурную записку и свалила в беззвучном режиме.

Аэропорт вместо скучного ожидания предложил пёструю карусель магазинов беспошлинной торговли, чуть отклонив дальнейший ход событий.

В отделе мужской парфюмерии обнаружилось столько манких запахов – напористых цитрусовых, искренних древесных и каких-то совершенно особенных, необычайно дорогих и цепких, которые апеллировали, не размениваясь по мелочам, сразу к нижней чакре.

Один из этих душных ароматов Вера вдыхала дольше других, вспоминая строку Шекспира: «Так сладок мёд, что наконец он горек». Непристойный? Непривычный? Неприятный? Трудно было определиться с чувствами. Целая гамма эмоций развернулась павлиньим хвостом перед обонянием. Здесь было чуткое ожидание и ясновидческий покой, горечь тайны и удовлетворённая страсть. Именно в таком спутнике нуждалась Вера во время романтического путешествия. Она вдохнула поглубже и постаралась не расплескать эротический морок, овладевший ею.

*

Салон самолёта оказался почти пуст в той части, где сели Холмская и Лотуш. В пределах видимости торчали только плечи и головы нескольких молодых мужчин, которых Вера почему-то назвала сообщниками.

– Ты чего такая довольная? – удивился Витторио.

– Лучший подарок в моей жизни.

Он смущённо отвернулся к овалу иллюминатора, чтобы подёргать серую пластмассовую шторку.

Бортпроводница, по-птичьи вертя головой, прошлась между рядов с последней проверкой.

Витя едва успел проводить её взглядом, как ощутил прикосновение и услышал звук расстёгивающейся молнии. Встал дыбом каждый волосок на теле. Вера уже склонилась, её мокрые губы скользили вверх-вниз, а счастливчик ещё только собирался выдохуть такой правильный, такой излишний отказ.