Своеобразную роль в отношениях англичан и французов играли многочисленные индейские племена, волею судеб оказавшиеся втянутыми в политику «бледнолицых». Несмотря на всю сложность, а порой и явный трагизм своего положения, индейцы постепенно освоились в ситуации, сложившейся на континенте, и пытались отстаивать свои собственные интересы, в том числе и проводя самостоятельную внешнюю политику. Ярким примером этого стал переход Лиги ирокезов к политике нейтралитета, произошедший в 1700 — 1701 гг. По словам Дж. Блэка, «Ирокезская конфедерация в XVII в. была в состоянии действовать как великая Североамериканская держава, являясь более или менее равным соперником англичан и французов в военных конфликтах этого региона».[1364]
По мере развития (крайне неравномерного и разнонаправленного) английских и французских владений в Северной Америке, расширения сферы экспансии двух держав, на континенте образовались сначала отдельные точки, а потом более обширные зоны столкновения военно-политических и экономических интересов участников колонизационного процесса. К началу XVIII в. таких зон было пять. Это:
— побережье Гудзонова залива;
— район Ньюфаундлендских отмелей;
— пограничные области между Акадией и Новой Англией;
— Страна ирокезов и прилегающие к ней территории на границе Нью-Йорка и Канады;
— район американского юго-востока, расположенный «на стыке» французской Луизианы, английской Южной Каролины и испанской Флориды.
В каждом из этих регионов в отношениях между англичанами и французами имелась своя специфика, определявшаяся прежде всего интересами и возможностями сторон. Заинтересованность (и соответственно степень вовлеченности) обеих метрополий, а также заинтересованность и возможности тех или иных колоний двух держав в проведении определенного (или неопределенного) курса применительно к каждому конкретному региону были различными. Так, Лондон прикладывал значительные военные и дипломатические усилия для обеспечения своего контроля над Ньюфаундлендом и побережьем Гудзонова залива, поскольку это отвечало интересам ряда влиятельных группировок в самой Англии, тогда как другим регионам уделялось меньше внимания и соответственно сил и средств.
В метрополиях и в колониях принятие конкретных политических решений, имевших отношение к Североамериканскому континенту, происходило под воздействием множества объективных и субъективных факторов, которые можно разделить на четыре большие группы.
A. Отношения между метрополиями, соотношение их сил и особенности их развития в целом. Здесь необходимо учитывать, во-первых, эволюцию англо-французских отношений от преимущественно более мирных (а временами и союзнических) в начале рассматриваемого нами периода ко все более напряженным и враждебным (с конца 1680-х годов). Во-вторых, наличие (по крайней мере до конца XVII в.) явного перевеса сил на стороне Франции, в одиночку противостоявшей общеевропейским коалициям. В-третьих, социальные потрясения, которые переживала Англия в середине XVII в., а также первые проявления кризиса французского абсолютизма в конце царствования Людовика XIV. В-четвертых, качественные изменения, произошедшие во внешней политике Лондона после Славной революции, усиление военной и морской мощи Англии и ее политического веса в конце XVII — начале XVIII в.
Б. Особенности колониальной политики двух держав. Во-первых, это отнюдь не первостепенная роль колоний в политике английского и французского государства на всем протяжении рассматриваемого нами периода. Во-вторых, активное участие различных слоев английского общества в заморской экспансии страны, быстрое развитие английских колоний в Северной Америке и рост численности их населения, начало формирования (с последних десятилетий XVII в.) имперских экономических и политических связей. В-третьих, государственный характер французской колониальной политики, малочисленность населения, экономическая и военная слабость заморских владений Парижа при колоссальных масштабах французской экспансии и ее преимущественно политическом характере.
B. Специфика подходов Лондона и Парижа к международно-правовому статусу колоний. С одной стороны, здесь необходимо учитывать притязания обеих держав на территории, многократно превосходящие те, которые реально были включены в орбиту их экспансии, а также отсутствие в колониях установленных и признанных границ. С другой — определенное влияние как на позицию метрополий, так и на ситуацию в колониях Доктрины двух сфер и порожден ной ей традиции подходить к европейским и заморским коллизиям с разной меркой.
Г. Специфика колониальной ситуации. В нашем случае это, во-первых, географическая удаленность колоний от метрополии, затруднявшая оперативную связь с ней; во-вторых, география континента, во многом детерминировавшая направление французской экспансии, развивавшейся по речным путям; в-третьих, роль «индейского фактора».
Помимо этих четырех групп факторов следует учитывать наличие множества несовпадающих интересов — определенных кругов в правительствах метрополий, колониальных администраций, различных групп, действовавших по обе стороны Атлантики (торговых компаний, религиозных объединений и т. п.), наконец отдельных личностей, влиявших на процесс принятия того или иного решения. И во время войны и во время мира колониальное соперничество было гораздо сильнее подвержено влиянию различных коллективов и индивидуумов, чем другие направления политики Лондона и Парижа (прежде всего по сравнению с их европейской политикой).
В подходах английского и французского правительств к колониальным проблемам (имеются в виду в первую очередь те моменты, которые оказывали влияние на развитие отношений и соперничества двух стран в Северной Америке) наряду с общими чертами имелись и существенные различия. Как уже было отмечено выше, на всем протяжении рассматриваемого нами периода и у Лондона, и у Парижа колониальные и в том числе Североамериканские сюжеты никогда не стояли на первом месте. Основные интересы Англии и Франции были сосредоточены в Европе. В то же время если французская внешнеполитическая активность на всем протяжении рассматриваемого нами периода была связана прежде всего с политическими и династическими интересами абсолютизма, то в Англии спектр побудительных мотивов внешней политики был шире. На нее постепенно (особенно в последней трети XVII — начале XVIII в.) начинали оказывать определенное влияние различные группировки правящего класса, интересы которых были весьма разнообразны. В то же время в отличие от Людовика XIV английские короли и королевы в гораздо меньшей степени мыслили такими категориями, как «престиж», «слава» и т.п.
Следует также отметить, что отношение французского правительства к колониальной политике при Старом Порядке в целом оставалось неизменным (подъемы и спады колониальной активности Франции в этот период были связаны главным образом с подъемами и спадами в развитии абсолютизма). В то же время по другую сторону Ламанша наблюдалась определенная динамика, связанная с относительным повышением внимания лондонского правительства к заморским сюжетам, в том числе и к вопросам, связанным с защитой английских колониальных интересов на международной арене (что было тесно связано с отмеченной выше эволюцией политического строя Англии, ростом влияния «политической нации» на политику, увеличением ее военной мощи). Иными словами, если во Франции на всем протяжении рассматриваемого нами временного отрезка колониальная политика оставалась на «дальнем» плане, то в Англии она перешла с «дальнего» на «средний».
