А как же наши люди, хотел спросить Ньет. Но времени не оставалось, кружилась в застоялом воздухе тысячелетняя пыль, пронизанная солнечными лучами, мириады крохотных пылинок. И тогда они побежали.
Выстрелы послышались, когда Ньет лез по внешней отвесной стене тюрьмы, которая и стеной-то не была, а так, куском скалы. Они отыскали подходящую дырку, выбрались, помогая друг другу, наружу, Ньет цеплялся когтями, засаживая их глубоко в трещины, легкий Киаран висел на его плечах, ухватившись за шипы или выступы чешуи, что бы там там ни было — и не шевелился. Ньет чувствовал себя огромным, как дракон. Он прозмеился по скальному карнизу, сшибив ударом гребнястого хвоста выросшее на камне деревце, Киаран стиснул его бока коленями и что-то прокричал. Пуля ударилась рядом, высекла из гранита раскаленные крошки, но чешуе они не повредили. Ньет посмотрел вниз — оборванный подвесной мост болтался в над фьордом, как нитка бус, а еще дальше, в немыслимой глубине, голубела морская вода.
— Лезь давай! — прикрикнул на него слуа. — Шевелись! Не спи!
Ньет лез и карабкался, а снизу стреляли, и взвизгивали пули, несколько раз его больно ударило в спину и плечо, выворотив пластину брони, Киаран, вцепившись одной рукой покрепче, свободной отмахивался, как от пчел, и клял его на нескольких языках самыми гнусным словами, пиная в бока. Ньет лез, лез и лез, неподвижное солнце висело высоко над горизонтом, и крылатая змея заслоняла его собой, своими крыльями, но в то же время была далеко, очень далеко, под ее мощью море прогибалось, над островом всходил столп ослепительного света, делая тени черными и резкими — и никто не видел этого, кроме него и Киарана. А белый золоторогий олень стоял у края пропасти, моста не было, мост был обрушен и тогда олень вскинул голову, рога сверкнули, как зеркало гелиографа, вышибая дыхание из груди и слезы из глаз, и пошел через пропасть по воздуху, медленно переступая ногами. И за ним пошли его сумеречные. Человек в крепости должен был стрелять, у него была винтовка, но он почему то не стрелял, и мгновения все тянулись, падали и оставались лежать на полу древней тюрьмы. Тогда выстрелил другой человек, олень дернулся, а Киаран в очередной раз страшно обматерил Ньета, тот дернулся, подтянул свое отяжелевшее от брони и шипов тело, и втянулся в какую-то пещеру выше по склону.
Отдышавшись, они огляделись по сторонам. Очередной коридор, не выстроенный людьми, а лишь чуть облагороженный, бывшая пещера — жарко, сухо, пыльно, нет даже слабого намека на влагу. Ниши, ряды ниш, забраны решетками. По коридору гуляет ветер, вместо окон просто дыры в каменной стене, ни ставней, ничего. Коридор извилистый, уходит вправо. Нъет посмотрел вниз — неровный пол густо, по щиколотку, засыпан белой солью или песком, похожим на соль. Он поднял лапу, на белом остался четкий отпечаток — длинные пальцы и когти. Киаран соскользнул с его спины и пошел вперед, рассматривая клетки. Ньет двинулся за ним. Некоторые были пустые. В одной, в самом углу, лежало, скрючившись, укутавшись в складки кожи, морщинистое безволосое существо с проступающими буграми позвоночника и длинным, на половину клетки, голым хвостом. Оно не пошевелилось, когда Ньет с Киараном прошли мимо.
Еще несколько пустых помещений, даже без решеток, просто ниши в стене. Затем клетка доверху набитая мотками черных резиновых шлангов — ну, или чем-то похожим на резиновые шланги. Огромный, с медведя величиной, седой нетопырь со старушечьим лицом шарахнулся к решетке и закашлял, заперхал, не в силах заговорить.
Киаран махнул рукой, чтобы Ньет не отставал. Но тот увидел следующую клетку и остановился.
Внутри — стены, пол, сводчатый потолок — все было исписано. Сотни, тысячи слов, выцарапанных чем-то на твердой поверхности камня. Найлерт, андалат, сагайские иероглифы, язык драконидов, какие-то совсем непонятные закорючки. На полу клетки сидел вроде бы человек, юноша — тощий, как тарань, голый, с копной сухих рыже-русых волос, спадавших на плечи и свалявшихся в войлочные колтуны. На бледном лице юноши Ньет разглядел веснушки, а глаза у него оказались неожиданно ясные, бирюзовые, как море.
Человек неспешно поднялся, ребра выпирали каркасом, колени костлявые — но умирающим он не выглядел. Подошел к решетке и внимательно посмотрел на оцепеневшего фолари.
Киаран вернулся и застыл рядом с Ньетом, стараясь не шевелиться и не дышать. Ему было страшно, Ньет это почуял, понял.
Он постарался заговорить, но из изменившейся пасти послышалось только ворчание. В раздражении он ударил шипастым хвостом по противоположной стене, оставив на граните длинные царапины, потом снова попытался произнести хоть одно слово. Киаран насторожил длинное ухо.
— Мой друг говорит, — вдруг произнес слуа, глядя на тощего незнакомца в клетке. — Он говорит, что мы освободим тебя. Но ты пообещай прекратить войну. Пообещай, что кровопролитие закончится, и что ты и твой народ не станете мстить альфарам и людям.
Юноша думал долго, целую вечность. В оконный пролом доносились крики, выстрелы и хриплое мяуканье чаек. Ньет скреб пол, под когтями щипало от соли. Потом Авалакх неохотно кивнул и отвернулся.
Когда они выбрались на самую верхнюю площадку, стало видно, какой же Стеклянный остров маленький. Случайное нагромождение скал с пучками зеленых сосен и блестящими нитками источников. Лагерь Королевы и корабли на рейде казались игрушечными.
Киаран обошел площадку, она была полуобрушенная, выветрившаяся, с пятачок. Сел на край, свесив ноги. Под подошвами его сапог блестело море. Ньет улегся рядом, положив голову на лапы. Киаран ничего не делал, просто смотрел вниз и стучал каблуком по отвесной стене, даже ритма никакого не было слышно в этом стуке.
Скала под Ньетом вдруг дрогнула, сперва слабо, потом еще раз и еще, а потом задрожала, словно под ней заработал мотор. Ньет свесился вниз и стал смотреть — из неровно проклюнутых точек бойниц один за другим пробивались прозрачные водопады, сверкая на солнце, летели вниз, далеко, даже шума не слышно.
В сердце толкнуло инфразвуковой волной — это узники из нижних ярусов встретили поднимающуюся воду. Киаран рядом вдохнул сквозь стиснутые зубы.
Вода шла все выше и выше по этажам и галереям, находя там и тут для себя выходы, трещины, пробиваясь на волю тонкими бьющими струями, потоками, целыми реками. Отвесные стены тюрьмы разом вспотели, истекая влагой, как рассольный сыр. Из отверстий пошире били целые фонтаны. Вода выламывала камни, куски гранитной скорлупы отваливались и рушились вниз, сминая сосны у подножия.
Фоларийские боги рвались наружу, стремясь к тысячелетие не виденному морю, крушили тюрьму изнутри. У Ньета плыло перед глазами. Они радовались. Кричали. От их криков темнело в глазах и закладывало уши. Внизу, в прозрачной воде фьорда проступили очертания гигантского веретенообразного тела, вода вскипела, и синий, расписанный белыми узорами акулий плавник, поднялся над поверхностью воды, как парус яхты. Авалакху было тесно в заливе, он словно нехотя ударил хвостом и выплыл в открытое море, оставляя за собой расходящийся кильватерный след, качнувший маленькие корабли.
