– Разве что две небольших просьбы. Кое-что для меня сделать. Приятное. После расскажу.
- Говори сейчас!! – Женька аж задохнулась от нетерпения.
- Не. Я еще не настолько обнаглел, чтобы говорить о таком вслух. Но, надеюсь, скоро обнаглею.
- Какие-то особые желания, да? То, что еще никогда не пробовал?!
- Да! – весело подтвердил он. – Особые, и не пробовал. Но если любишь – согласишься. На первую просьбу.
- А на вторую?!
- А на вторую… - Ромка подхватил ее на руки и потащил на диван. – Только если очень сильно любишь.
На диване Ромка совсем разошелся. Сразу начал вытворять все самое откровенное и безбашенное – точь-в-точь, как в затерянном мире! Только под одеяло в этот раз не прятался – наоборот, делал все открыто, еще и бессовестно наслаждаясь происходящим!
Женька даже глаза пыталась закрыть, чтобы не видеть Ромкиной самодовольной физиономии… и не смогла. Потому что красиво у него все получалось. Трепетно. Даже хрустально-возвышенно как-то!
«Вот это он в меня влюбился! – растерянно думала Женька. – По уши. И знаю ведь, после затерянного мира еще. А все равно не верится, что оно и впрямь так бывает. Каждый раз заново удивляюсь».
Сладкого было много! Горячего тоже. Одновременно. Раскаленный густой сироп – медовый, тягучий, обволакивающий – проступал на зацелованных губах, растекался огненной волной по коже – неспешной, и от того еще более томительной, проникал в кровь.
Ромка вел себя хуже, чем в затерянном мире! Нет, он был еще более нежным, чувственным, щедрым, угадывающим самые тайные и сокровенные желания… Но это же просто невозможно было вынести!
Женька извивалась, дрожала, царапала ногтями одеяло и Ромкины плечи – с особым упоением!.. до крови кусала губы, чтобы не стонать в голос, но все равно не сдерживалась.
А Ромкины глазищи становились еще более теплыми, восторженными, влюбленными… и самодовольными, блин!
«Отомщу!! – стучало в голове у Женьки, сладким огнем лилось по венам: -Безжалостно, бескомпромиссно, беспринципно! Да я ему… да такое… да вообще… Отольются кошке мышкины слезки!»
Она несколько раз пыталась перехватить инициативу, но Ромка не позволил:
- Тише, мой брусничный цвет! Не мешай. Сам еще не оторвался».
«Эгоист! Шовинист! Домостроевец!» - Женька гневно засопела и даже слегка отодвинулась от Ромки.
- Илларионов, ты что творишь?!! – вырвалось у нее вслух.
- Как что? – его взгляд был таким искренним, добрым, честным… Прямо стукнуть захотелось: - То, что мы с тобой оба любим – полный беспредел! Если сладкое, то чтобы аж приторное, как сплошной кусок сахара. Если горячее, то словно лесной пожар до небес. И вообще – это ты во всем виновата!
- Я?!!
- Конечно! – он со смехом притянул Женьку к себе. – Будь ты умной девочкой и согласись в Сочи на все сразу – получила бы спокойный вариант. И отношения, и серьезно – никуда бы я не делся. Но тебе ж безумные любови подавай! Превратила нормального парня Романа Илларионова в чокнутого Ромку-балбеса? Живи теперь с этим.
- А ты, значит, ни при чем?! – почти натурально возмутилась Женька, но к Ромке прижалась, вновь погружаясь в кипящую патоку – сладкую-пресладкую.
- Я героически сопротивлялся! – горячее дыхание обожгло кожу. – До последней капли мозга. Иди ко мне Женечек, полетаем…
- Ром, только давай не совсем беспредел, ладно? – жалобно простонала Женька. – А то не выдержу, кричать буду. Тут стены тонкие… как потом в глаза соседям смотреть?!
Ромкины глазищи загорелись неприкрытым восторгом:
- Ух, ты!! Прямо так еще не было. Хочу увидеть это… прочувствовать, пережить вместе с тобой.
Он вытащил из-под одеяла подушку и положил рядом с Женькиной головой:
- Сюда кричи, если стесняешься. Никто не услышит, кроме меня. А беспредел будет! Теперь обязательно, не отвертишься.
«Отомщу!! – поняла Женька. – Злобно, зверски, з…»
Додумать она не успела. Нечто яростное, мощное и неотвратимое накрыло с головой, отключая все мысли, чувства, ощущения. Кроме одного – безумного наслаждения. Сильнее, чем когда-либо в жизни. Даже чем в затерянном мире.
Она уткнулась в подушку – хрипела, рычала, рвала ее зубами. Прокусила и наволочку, и плотный наперник. Ромка обнимал Женьку, гладил по голове, а потом, когда она успокоилась, завернул в одеяло и качал на руках, как ребенка. И улыбался.
Женька поймала его взгляд – самодовольства в нем не было. Другое что-то читалось – глубокое, красивое, необходимое, как воздух.
- Ром, а ты?! – вдруг дошло до нее. – Ты же не...?
- Успеется! – отмахнулся Ромка. – Чего я там не знаю? Стандартно все. Решил разделить наши яркие моменты, а то за своим твой, как следует, не распробуешь. А оно так здорово, оказывается... И ты такая красивая, Сусанина! У тебя все эмоции красивые, чудо мое в перьях.
Он опять улыбнулся и снял с ее носа пушистое перышко:
- Даже не представляешь, насколько мне хорошо сейчас! Невероятно яркое ощущение, сильнее всего, что у меня когда-то было. И даже без физиологии, получается. Женечек, это что – любовь, да?!
Женька блаженно вздохнула и кивнула.
«Не буду мстить! – поняла она. – Месть – плохое чувство: мелочное, подлое, недостойное. Я его вознагражу! Искренне, щедро, великодушно. От всего сердца!»
- Теперь ты иди ко мне, Ромка! – улыбнулась она и обвила руками его шею. – Я тоже хочу ярких ощущений.
И начала лихорадочно вспоминать, что Ромка любит больше всего.
«Да вроде бы ему со мной все нравится… - растерянно заключила она. – Особых пожеланий не припомню».
И решила спросить прямо.
- Скажи, как бы тебе хотелось прямо сейчас? – промурлыкала на ухо. – Только честно-пречестно!
Ромка вытащил у нее из волос еще одно перышко и застенчиво улыбнулся:
- Ну, если прям честно… быстро-быстро расслабиться два раза подряд, лучше – три! И поспать…
Он бросил взгляд на настенные часы:
- Хотя бы часик, пока доставка приедет. А потом можно вернуться к твоим любимым вкусняшкам. С параллельной подготовкой к Новому году. Просто тяжело столько сладкого на голодный желудок. И так долго. Может, кто-то умеет абстрагироваться… или еще хрень какая-нибудь, но у меня с тобой не выходит. От твоего брусничного запаха башню сносит, с самолета еще.
Женька широко раскрыла глаза и уставилась на Ромку. Это было как-то совсем-совсем неожиданно! Никто ей такого еще не говорил. Правда, и столько сладкого, как с Ромкой, у нее раньше не было.
- Ромка, прости, я
