— Тоже верно…
— Если корона останется моей, ты, как верный вассал, будешь помогать мне. Но я никогда не прикажу тебе отдаться ненавистному мужчине! Тебе отведена гораздо более важная роль: быть рядом, хвалить меня и вдохновлять на подвиги.
Шутка пропала впустую. Ребекка ответила равнодушно:
— Как прикажешь.
— Тьма! Прошу, отвлекись от этих мыслей! Мир полон рыцарей, офицеров, генералов. Их дело — защищать невинных девушек, вроде нас! А заодно и весь честный люд.
— Истинная правда, так и сказано в вассальной присяге…
— Давай пойдем на прогулку в город! Ты развеешься, очистишь голову.
— Если ты желаешь этого…
Южанка все время отводила глаза. Скверный это был знак.
— Бекка, ты собралась к Морану?
Она долго молчала.
— Не знаю. Все время ищу причин, чтобы не делать этого.
— Это не твоя обязанность. Ты не политик и не воин. Моран — твой враг. Тебя убьют, в конце концов! А если нет, то сделают рабыней!
— Перебрала все эти причины. Ни одна не показалась веской.
— Тьма! Что же тогда веско?! Ты не должна погибнуть! Плевать на Морана и на еретиков. Ты должна жить!
Ребекка покачала головой:
— Ты говоришь, как моя подруга. Но сейчас у тебя вряд ли есть на это право. Прими решение, как владычица.
Решение сердцем, — подумала Мира. В данном случае это очень просто.
— Я велю тебе остаться в Фаунтерре и не рисковать собой. Нарушение приказа буду считать изменой.
Бекка тяжело вздохнула:
— Ваше величество совершает ошибку.
— Это мое право. Исполняй приказ.
После разговора в душе Миры осталась тяжесть. Она видела все иначе, чем южанка. Да Пауль опасен, как и Моран. Но против них Фарвей и Ориджин, оба — опытные люди с большими армиями. Оба понимают опасность легкой конницы, как-то планируют справиться, что-то замышляют. Без Бекки все погибнут, и мир рухнет? Тьма, да это даже звучит смешно! Однако подруга смогла заразить Миру своими страхами. Покой исчез, в душе царила тревога. Мира сказала себе: я сделала, что хотела. В точности по велению сердца. Любопытно, что сказал бы Менсон, если б знал.
Скрипнула дверь черного хода, раздался звон бубенцов. Раздвинув кофейные чашки, шут нагло уселся на столе.
— Минерва, ты, может быть, сейчас гадаешь: что скажет колпак про мое решение? Ну так вот он я, спроси!
— Спросила бы, но то была приватная беседа. Не хочу посвящать в нее вас.
— Х-ха! Ребекка хотела отдаться лошаднику и спасти мир, а ты запретила. Тоже мне, приватность!
— Холодная тьма, как вы узнали?!
— Подслушал.
— В этой комнате нет слуховых окон!
Шут обронил снисходительно:
— Дитя…
— Вы должны сообщить мне, где отдушина.
— Будешь умницей — сообщу.
— Это вопрос безопасности! Не время для шуток!
— Эй, Минерррва… ты хочешь мое мнение или нет?
Она признала:
— Хочу.
Менсон мотнул бородой:
— Не скажу.
— Да тьма вас сожри!
— Ты скажи: нашла ответ?
— Мне осточертели загадки! Какой ответ?!
Менсон взял со стола две кофейные чашки, слил вместе холодную гущу и преспокойно проглотил.
— Бурда… Простой же вопрос, Минерва. Неужели до сих пор не решила: хочешь или не хочешь?
— Да что хочу?!
Он поерзал задом по столу, будто устраиваясь поудобней:
— Сохранить мягкое сиденье под ягодицами.
Мира подняла бровь:
— Странный вопрос, милорд. Кто ж не захочет!
Шут пососал кончик бороды, как бы задумавшись.
— Эээ… ммм… Ну, если так, то хорошо… А то я смотрю: что творит Минерва? Войска не собирает, союзников не ищет, врагов не травит и не режет. Не прогнала болотницу с ее жабами, не придушила генерала-пройдоху, не сговорилась с Кукловодом, чтобы кончил Ориджина, и с кем-то еще — чтобы кончил Кукловода. А что сделала? Купила собачку, приласкала подружку… Я-то думаю: к чему оно?! Теперь-то ясно: Минерва свою власть укрепляет!
Она вспыхнула от стыда. Пожалуй, от ее щек можно было бы зажигать свечи.
— Сударь… У меня есть принципы. Я хочу сохранить корону, но не любой ценой. Я не пойду на преступления. Я не такая, как вы!
— Ага, чистюля, ясно. Благородная, правильная, не как я… Ну, тогда дело понятное: ты за добро и против зла. Ориджин бьет еретиков — ты ему помогаешь от всей души. Сломались у него рельсы — ты сразу, хлоп, ремонт подсуетила. Не хватает ему войск — ты: пожалуйста, милорд, вот вам искровые бездельники. Приарх мутит воду, засылает крикунов — ты их всех, бац, в кутузку, чтоб лишнего не орали. Решила подружка пожертвовать собой на общее благо — ты ей тоже: правильно делаешь, героиня, люблю, езжай. Когда сделаешь дело, спасу тебя от Морана…
Шут небрежно дернул из бороды седой волосок.
— Словом, да, я понял: все у тебя по благородству.
Мира скрипнула зубами. Вдохнула, выдохнула. Вдохнула, выдохнула. Сжала кулачки так, что ногти впились в ладони.
— Я не позволю! — Давясь гневом, она едва цедила слова. — Вы не смеете! Требую извинений!
— Да ну…
— На колени, сударь. Просите прощения.
— Или что?
Мира хлопнула в ладоши. Лазурные гвардейцы были тут как тут.
— К вашим услугам!
Шут едва глянул на них:
— О, обезьяны… И что они сделают? Поколотят меня? Бывало.
От злости Мира едва могла вдохнуть. Глаза сощурились в щелки.
— Голову отрубят? — Бросил шут. — Это да, можно. Что-то новенькое.
Мира зашипела, как змея. Воздух вышел из груди, хватка гнева слегка ослабла. Она сорвалась с места, схватила полупустой кофейник — и опрокинула на голову шуту. Черная гуща залила все лицо, но Мира увидела, как дико округлились его глаза.
Она сказала:
— Теперь слушайте, несчастный. Если ваша жизнь вам не нужна — так и скажите, я заберу ее. А если все-таки дорожите ею — решите что-нибудь. Сердцем.
Шут вытер лицо двумя рукавами, отряхнул гущу с бороды и бровей. Ополоснул пальцы в кувшине с водой, еще раз протер глаза. Снял и отряхнул колпак, надел обратно на голову. И сказал, как ни в чем не бывало:
— Я, значит, вот к чему вел. Когда в Фаунтерру придет Адриан, ты сделаешь или то, или это. Это — или то. Но посередке не отсидишься, не выйдет.
