— Перед нами опасная задача. Я ничего не могу обещать, — сказал он и запнулся под взглядом Ривы. — Хорошо, я сделаю, что смогу.
Когда их вывели на арену, завыли трубы. Трибуны и террасы были переполнены. Казалось, еще немного, и люди посыплются вниз. Но все молчали. Слышался лишь тихий шелест дыхания. Рива заметила многочисленные проблески красного и черного среди толпы — умело расставленные куритаи и арисаи. Императрица взяла зрителей за горло, чтобы никто не посмел сбежать. Рива внимательней присмотрелась к людям на нижнем ярусе. Никакой кровожадности, на лицах только страх и тоска. Горожане запуганы и ожидают самого скверного.
Но зачем такое? Заставить людей возненавидеть то, что они любили прежде?
Пара куритаев подвела Лиезу к новой конструкции в центре арены: круглому помосту из трех деревянных ступеней, раскрашенных под мрамор. Куритай прикрепил цепи Лиезы к прочному столбу посреди верхней площадки помоста, а охранники Ривы воткнули в песок перед нею копье с широким лезвием и короткий меч, сняли цепи и быстро побежали к ближайшему выходу.
Трубы умолкли, и в звенящей тишине из сумрака на край балкона вышла императрица.
— Почтенные горожане! — воззвала она, и в ее голосе не было прежней насмешки. Теперь в нем звучало торжество и ликование — добросердечная правительница щедро одаривала верный народ. — Подобного представления не видело целое поколение воларцев. Совет не выполнял должное, его члены лишь набивали свои карманы и лишали вас заслуженной радости. Но теперь восхвалите же щедрость вашей императрицы! Я даю вам легенду о Ярвеке и Ливелле!
Она распростерла руки, и толпа закричала. Риве этот крик показался хриплым стоном мучимого тысячеглавого монстра. Люди на нижнем ярусе вопили что есть мочи, задыхались и захлебывались, чтобы продемонстрировать верность и усердие. Арисаи презрительно ухмылялись.
Императрица опустила руки, и мгновенно воцарилась тишина.
— Известно испокон веков, — торжественно и печально, нараспев заговорила она, — что дермос измыслили увлечь добрую королеву Авиель в темнейшее подземелье.
Императрица величественно указала на Лиезу, прикованную к столбу на верхней площадке помоста.
— И там, грозя жуткими муками, они сковали ее, зная, что любящая сестра не устрашится никаких опасностей, дабы вернуть Авиель к свету. Пусть все восхвалят Ливеллу, храбрейшую из охранителей!
Перст императрицы указал на Риву, и толпа снова разразилась мучительным ликованием.
— Но дермос злокозненны в хитроумии, — продолжила императрица, когда улегся гомон. — Они искусили сильнейшего из охранителей, разожгли в нем злобу и похоть, превратили его в своего самого гнусного и свирепого слугу! Узрите же Ярвека!
На другом краю арены грохнула дверь, толпа завизжала, затем умолкла, будто не случилось ничего примечательного. Может, это новая шутка императрицы, способ подстегнуть страх перед тем, как явить очередной кошмар? Но императрица с явным раздражением смотрела на распахнувшуюся дверь.
Затем раздался рев. Он наполнил арену сверху донизу, пронизал Риву до костей, но не яростью, а болью. В крике слышалось отчаяние, и безнадежность, и лютая мука.
Варулек сказал, чего ожидать, но никакие слова не смогли бы передать открывшееся зрелище. Однажды Рива и Ваэлин странствовали с менестрелями и видели обезьянок, мелких проказливых тварей, любящих шипеть и царапать пальцы, неразумно просунутые в клетку. На вечернем представлении хозяин играл на флейте, а обезьянки танцевали, верней, прыгали вразнобой, почти не слушая музыки. Риве показалась абсурдной сама мысль о том, что вышедшее на арену чудовище родственно тем жалким бесенятам. А может, легенда про дермос — вовсе не сказка и монстры из подземелий в самом деле существуют?
Чудовище бежало — а верней, скакало галопом — на четырех лапах и подняло облако пыли. Когда та осела, на террасах ахнули. Варулек назвал чудовище «большой южной обезьяной». Даже стоя на четвереньках, оно было восьми футов высотой. Свалявшаяся буро-рыжая шерсть свисала густыми клоками с рук и плеч. «Лишь на мощной мускулистой спине она была короткой, серо-стального цвета.
Создание заревело снова, обнажив толстые тупоконечные зубы цвета слоновой кости, встало на задние лапы — и Рива увидела на его теле множество глубоких, скверно заживших шрамов. Обезьяна подняла передние лапы, и на кистях обнаружились кожаные ленты, блеснула сталь.
— По правде говоря, они мирные твари, — рассказывал Варулек. — Они редко выходят из своих лесов и долин, едят только листья и боятся людей — не без причины. Трудно найти достаточно свирепую обезьяну, подходящую для роли… но уж когда находят, результат впечатляет. Зверя жестоко дрессируют, и затем он, как правило, хорошо понимает, что от него требуют, и знает, как использовать стальные когти, которые привязываются на лапы.
И в самом деле, обезьяна на диво разумным взглядом обвела арену, внимательно присмотрелась к Лиезе, затем к Риве. Очевидно, зверь действительно понимал, чего от него хотят, и знал, что делать. Он поскреб песок стальными когтями и атаковал.
Рива кинулась вперед, подхватила меч и копье. Зверь побежал прямиком к Лиезе и в несколько размашистых шагов оказался подле нее. Девушка застыла, словно оцепенелая. Видимо, все уроки позабыла от ужаса. Но, когда обезьяна приблизилась, Лиеза нырнула вправо и откатилась. Стальные когти ударили в столб, вырвали крепление цепей. Лиеза встала и, как учила Рива, собрала цепь.
Обезьяна ударила лапами в песок, чтобы остановиться и развернуться, и зарычала. Лиеза пронзительно взвизгнула, хлестнула врага цепями, подняла клуб пыли — но обезьяна, не смутившись, атаковала снова.
«Не сейчас! — взмолилась про себя Рива. — Не уклоняйся слишком рано!»
Однако Лиеза уклонилась вовремя, прыгнула вправо и пригнулась, пропустила удар над собой, побежала к помосту, заскочила наверх, пригнулась за столбом. Обезьяна неслась следом. Когти врезались в дерево над головой рабыни, осыпали ее ворохом щепок. Зверь отстранился и занес обе лапы для убийственного удара.
Короткий меч Ривы, крутясь, полетел к зверю и воткнулся в левую ногу чуть ниже колена. Обезьяна заревела, отшатнулась, рухнула на спину, замолотила лапами по песку, скрылась в облаке желтой пыли.
— Ты ранена? — присев рядом с Лиезой на корточки, спросила Рива.
Та ошарашенно поглядела на Риву, затем неожиданно усмехнулась:
— Знаешь, сегодня я тоже Ливелла!
Риве захотелось рассмеяться от радости и гордости за ученицу, но желание тут же пропало, когда обезьяна вынырнула из пыльного облака, заревела и зубами выдернула меч из раны.
— Оставайся позади меня! — приказала Рива.
Обезьяна пошла вокруг помоста, прихрамывая, ее нога обильно кровоточила. Рана замедлила движения, но не остудила пыл. Теперь зверь глядел только на Риву, и его взгляд был обескураживающе расчетливым. Тварь явно понимала, что кому-то из них двоих придется умереть на этой арене.
