– Знаешь, что я хочу предложить, чтобы проветрить твою очаровательную черноволосую головку? – ухмыльнулся князь.
Я с недоумением уставилась на него.
– Мы закатим вечеринку! И нажрёмся до положения риз, до поросячьего визга, чтобы позабыть даже, как нас зовут! – в его глазах стадами забегали чёртики, размахивая вилами, граблями и разжигая огонь для новой партии грешников.
Я, смерив взглядом искусителя, подумала пару секунд, но в мыслях сразу согласилась с его предложением. Забыть саму себя – это именно то, что лекарь прописал. А Вейр, который ехал следом за нами со своим неповторимым выражением лица «я сел на гвоздь но терплю и не жалуюсь», может дуться в гордом одиночестве, если не пожелает к нам присоединиться. Или миловаться с вампиршей.
Мы ехали по парку. Белоснежные дорожки слепили глаза, отражая солнечный свет, цокот копыт перекликался с чудесными птичьими трелями. Я чуть не свернула шею, разглядев одну среди зелёных ветвей. Яркая большая птица с сине-красным клювом, размером с добрый нож, нахохлившись, сжимала толстую ветвь черными когтистыми лапами. Хохолок всех цветов радуги топорщился над круглыми огромными глазами, придавая птице удивлённый вид. Чудо открыло клюв и издало звук, от которого я чуть не свалилась с Севера. Будто здоровенная пила проехалась по металлу. Север запрядал ушами и прибавил шаг. Медленно, красиво, как мираж, передо мной вырастал в глубине ухоженного бело-изумрудного парка замок древних. Казалось, сам Каменщик выбрал облако – царь, придал огромным мастерком форму кулича небесно-белому зефиру, вытянул верхушку облака, закрутив спиральные башенки, и украсил разноцветными цукатами воздушное чудо. И это оплот древних?
– Это летняя резиденция, – ответил Сол, сузив на солнце змеиные зрачки, с гордостью осматривая свои владения.
– Знаете, что? – рявкнула я. Чего спрашиваю, знает, змей, как знает и то, что терпение у меня лопнуло.
– Держи, – между нами вклинилась Ольга на белой гарцующей кобыле и протянула руку с серебристой цепочкой, на которой болтался круг с перекладинами и знаком защиты, сотканный из тончайших золотых нитей. Выдрав цепочку из тонких пальцев, я нацепила амулет тишины на шею и пустила Севера вскачь, наслаждаясь кратковременным одиночеством.
Спрыгнув наземь, взлетела по ступеням, сделанным, казалось, изо льда, и остановилась на верхней площадке перед парадным входом, ожидая, пока спутники спешатся и передадут поводья черноволосому мальчишке, ехавшему за нами от самой башни. Север уже стоял рядом со мной, приняв облик волка, и мы замерли, залюбовавшись поднимавшимися по ступеням вампирами.
Светло-русые, божественно красивые, высокие и грациозные, они были рождены, чтобы править. Не только чудо-замком, но и всем миром. Если бы не тень смерти, которая падала на бело-изумрудное великолепие.
Я молча смотрела на аллею, которая открывалась взору с вершины лестницы. Ровная дорога из голубого полупрозрачного камня шла меж бесконечных рядов изваяний из розового мрамора, исчезая в дымке лёгкого тумана, как путь на небеса. Женских изваяний. В ногах каждой горел вечный огонь. Я другими глазами посмотрела на князя и Ольгу. Где-то там, на аллее, была мать. Жена. Любимая.
Князь глянул на меня, помрачнел. Молча предложил руку, будто самой настоящей особе голубых кровей, и повёл внутрь белоснежного чуда.
* * *
Я вертелась на постели, как уж на сковороде. Не спалось и не отдыхалось. Комната, которую гостеприимные хозяева выделили мне, была мечтой королевы. Дав на отдых пару часов, Ольга сказала, что зайдёт позже, и скрылась под руку с Вейром в глубине замка. Я пересчитала лошадей, ослов, баранов, ворон, но сон не шёл. Север, растянувшийся рядом со мной на шёлковых простынях, только всхрапывал, когда я в очередной раз брыкалась и начинала войну с покрывалом, подбитым тончайшим белоснежным мехом. Помешаны они тут, что ли, на этом цвете, раздражённо думала я, вспоминая любителя белых рубашек, занимавшемся сейчас неизвестно чем. И с кем. Кобель.
Я села, опешив. Я что, ревную? Упаси меня Всевидящий! Да нет, ерунда какая… Этого кислого, невыносимого, рукораспускательного типа сама Лориния не вынесет. Одна вампирша, чтоб её, могла найти что-то в этом мерзавце. Я взъерошила волосы и, окончательно озверев, швырнула подушку в дверь. Вейр увернулся, и посмотрел на меня глазами отца, решившего строго отчитать нашкодившую дочь. А то и отшлёпать, как запоздало вспомнила я его угрозу про порку и козу незабвенного Сидора.
– Чего явился? В ваших колдунских академиях стучать в дверь не учат?
Колдун блеснул глазами и сказал доверительно, понизив голос:
– У меня капли есть.
– От чего? – опешила я.
– Говорят, помогают при женских месяцах.
Я вспыхнула. Наглец, нахал и змей подколодный!
– А тебе они зачем? Тоже мучаешься? – прошипела я.
Он хмыкнул и исчез в коридоре. Вместо Вейра явилась Ольга, одним взглядом оценив моё растрёпанное душевное состояние.
– Пойдём.
– Куда? – буркнула я, устраиваясь поудобнее на постели. Не комната, а проходной двор.
Вампирша молча оглядела мою косу, давно толком не чёсанную, и скромную одёжку, немало поистрепавшуюся за последние дни. Я уставилась в её разноцветные глаза и проворчала:
– Что, не нравится? Простите-извините, у меня нет нарядов, подходящих для замков, князей и пиров, – при воспоминании, как смотрелись моя рука с обкусанными ногтями, лежащая в изящной ухоженной руке князя, мне становилось не по себе. Никогда раньше не стыдилась своего собственного мальчишеского вида, если не считать косу, но здесь, среди древних, похожих на самих богов Красоты, я чувствовала себя, как жаба среди лебедей.
– Зато у меня есть, – задорно улыбнулась она.
* * *
Я рассматривала себя в огромном, до потолка, зеркале, и не узнавала. Голова до сих пор побаливала от издевательств над волосами, широкий золотистый пояс впивался в живот при наклонах, я даже дышать боялась полной грудью, опасаясь, что атласная блуза цвета багрянца треснет на самом интересном месте, вернее, местах, которых у меня, чего скрывать, кот не только наплакал, он рыдает до сих пор.
Я, вздохнув как можно более незаметно, осмотрела себя. Мне удалось отвоевать наиболее приличный фасон из тех, что широким жестом предложила вампирша, вырезы до пупа и голые спины меня совершенно не устраивали. Из вороха штанов я выбрала просторные замшевые иссиня-черные, более походившие на юбку, но плотно обтягивающие то, на чем сидят. Остальные походили на черт знает что, не оставляя ни малейшего места мужскому воображению о форме женских ног и прочего, откуда эти самые ноги растут, да и то, сесть на стул или в кресло я побаивалась, с ужасом ожидая услышать треск швов. Ольга удовлетворённо оглядела меня, поправила прядь, выбившуюся из моей причёски, и улыбнулась:
– Ну вот, совсем другое дело. Ты же женщина, а не подросток – пастушок.
Я засопела. Заплести десяток изящных косиц, доходящих до макушки, и уложить их шапочкой в причудливом рисунке, оставив гриву на свободе, мне бы в Миргороде и в голову бы не пришло. С распущенными волосами по лесу не набегаешься. Замучаешься колтуны распутывать. О репьях и говорить нечего. Я вздохнула. Как там Лида? Шила как раз рожать должна, а тётке одной тяжело будет…
