От воспоминаний отвлекла служанка, влетевшая в комнату:
– Госпожа! Господин ожидают в Журавлиной зале!
Мне наконец-то удалось толком разглядеть хоть одну из девиц, которые кружили хороводом последние пару часов передо мной. Если уж я с ног падала, то, что говорить о служанках. Милое личико, ничего особенного, но ухоженное и умело подчёркнутое эльфийской косметикой. Юной, на первый взгляд, вампирше, миргородские невесты и в подмётки не годились. Впрочем, все вампирши были одна другой краше. Стайка девиц с писком и смехом таскала ворохи одежды, принося все новые и забирая отвергнутые Ольгой, с явным удовольствием принимая участие в приведении меня в божеский вид, вернее, женский. Во взглядах не было ничего оскорбительного или унизительного, поэтому, быстро оттаяв, я с удовольствием приняла участие в издевательстве над собой же. Меня мыли, совали под нос разные кусочки ткани с ароматическими маслами, от которых я расчихалась, мои руки захватила в своё полное распоряжение вампирша, похожая на ледяную статую. Когда она пару раз состригла ноготь вместе с кожей, я даже пикнуть побоялась. Такая палец оттяпает, не поморщится, если посчитает это красивым и целесообразным. Да, красота – страшная сила. В первую очередь, для самой хозяйки этой неописуемой красоты. Интересно, как мужчины реагируют, когда избранница, умывшись и раздевшись, предстаёт в своём первозданном виде? А приговор жреца уже прозвучал…
– Ты меня как на свадьбу готовишь, – вздохнула я.
– Привыкай. Я тебе теперь спуску не дам, – прищурилась Ольга.
Такого ужаса я давно не испытывала. Будто опять увидала упыриную тень за спиной кузнеца. Я-то, наивная, думала, что мои мучения только на этот вечер.
– Ну, уж нет, – тряхнула я головой, от чего волосы рассыпались по плечам, накрыв меня плащом блестящих локонов. От волос едва уловимо пахло эльфийской розой. Капля духов стоила, как породистая лошадь, но Ольга, поставив золотой флакон размером с бутыль на столик, заявила безапелляционным тоном, что это именно мой запах, и если она хоть один раз заметит, что я не пользуюсь подарком, то мне небо с овчинку покажется. Проникнувшись угрозой и щедростью, я с тоской представила, как, пыхтя, таскаю с собой десяток сумок с женскими хохоряшками. Гардероб, который она мне выделила, занимал полкровати размером с поле для выпаса скота. А бутылями и флаконами торговать можно было. Зато умру красивой.
– Хватит киснуть, веда, – отрезала Ольга, бросив на меня оценивающий критический взгляд, как художник, собирающийся нанести последний мазок на картину. Закусила клубничную губку, пробарабанив дробь длинными жемчужными ногтями по изящному столику, и подвинула ко мне огромную плоскую шкатулку:
– Выбирай, что по душе. Один комплект, на выбор, дарю.
Я молча разглядывала великолепие, которое не снилось и королеве эльфов. Ожерелья мерцали разноцветными огнями, слепя глаза. Кольца, серьги призывно подмаргивали сиянием камней, искушая и маня. Нацепив на себя такую вещицу, любая женщина почувствует себя… Ольгой. Я решительно отодвинула коробку.
– Прости, Оль, не мое.
Она, изумлённо глянув, только вздохнула, но не стала спорить. Мне удалось отвоевать хоть немного себя, когда отказалась от подведённых глаз и пудов туши, а теперь вот, не задумываясь, отвергла сокровища, за которые любая нормальная женщина бы отдала душу.
– Понимаешь, любой металл на мне – он нужен для чего-то. Для лечения, для защиты. Я одеваю только активированные вещи, вроде амулетов и оберегов, да и то, стараюсь делать это пореже. Даже обычное кольцо в повседневной жизни мне очень мешает. Я ощущаю его, как нечто чужеродное, – пояснила я вампирше.
– Понимаю, – она закусила губу, подняв бровь, и блеснула глазами, явно что-то задумав.
– Не выдумывай ничего, – устало попросила я. – Ты и так на меня кучу злотых угробила, мне за всю жизнь не расплатиться.
– И слышать ничего не хочу, – она нахмурилась, сверкнув разноцветными глазами. Мне стало неловко.
– Ну, прости, я не привыкла, чтобы мне что-то доставалось даром. Да и быть кому-то должна – терпеть не могу, а за твоим подарком глаз да глаз нужен… Тогда пару охранников не помешало бы, в придачу. Я же спать по ночам не смогу, буду перепрятывать с места на место, – замялась я. – Оль, я есть хочу, и отец твой уже заждался, поди, – добавила я, пытаясь сменить тему.
– Ладно, извинение принято. Пошли, вечно голодная, – она, усмехнувшись, вскочила с кресла и пошла к двери, ещё раз бросив на меня придирчивый взгляд. – Да, хочу предупредить. Папу иногда заносит, будь внимательна и смотри в оба глаза. Пуще того, пропускай мимо ушей всё, что он будет тебе говорить. Ну, не маленькая, сама разберёшься.
Я, немного озадаченная предостережением, потрепала по голове Севера, будя волка, задремавшего у камина, и поспешила следом за Ольгой на обещанное лечение от хандры. Всем чертям назло. И печени.
Глава 14
В которой герои героически сражаются с хандрой
Ой! О-е-е-ей! В голове дебоширил демон боли. Тварь впивалась в мозги острыми зубами и царапалась когтищами при малейшей попытке пошевелиться. Даже глаза открыть было больно. Я попыталась разведать обстановку вторым зрением, но оно, обиженное эдаким фривольным обращением, фыркнуло и удрало, оставив меня в полном одиночестве. Я моргнула. Ой!
– Ну? Очухалась? – чарующий голос отнюдь не чарующе резанул по ушам, отчего моя бедная голова стала похожа на медный колокол, по которому со всей дури лупил ретивый жрец-звонарь. Я осторожно открыла один глаз. И быстро закрыла.
Моя голова покоилась на белоснежной рубахе. А таковые рубахи сами по себе не гуляют, к глубокому сожалению. В рубаху было облачено тело, и это самое тело светло-серыми глазами смотрело на меня с непроницаемым выражением лица. Правда, один глаз украшал шикарный фонарь, что несколько оживляло лицо статуи. Я осторожно убрала руку с груди Вейра и ногу с его бёдер. Рука была обнажённой, нога тоже. Где одёжка, и кто её снял, я даже думать боялась. Жрец-звонарь обрадовано зазвонил с утроенной силой, выкрикивая анафему распутным девицам и грозя небесными карами пропойцам и прелюбодейкам.
Колдун вскочил с постели, моя голова рухнула камнем на постель. Звонарь пришёл в восторг. Я зарылась в покрывало, не желая показываться на белый свет. Что я делаю в постели у Вейра, я не могла вспомнить, как ни старалась. Мозги плавали, а память не могла вспомнить, что такое эта самая память и с чем её едят… У Лиды были настойки и капли, исцеляющие от похмелья, но с собой она мне ничего не дала, к моему глубочайшему сожалению. Я вообще не пила, и похмелье было для меня внове.
– Пей.
Я рискнула открыть один глаз. Вейр присел рядом, протянул прозрачный кубок с зеленоватой жидкостью, пахнущей мятой и анисом. Отравить решил, морда колдунская. Фанатик-звонарь так долбанул по колоколу в моей башке, что я решила не сопротивляться и прямо сейчас покончить жизнь самоубийством, чтобы прекратить адовы муки, коими, как оказалось, не зря пугали до икоты жрецы верную паству. Правда, они не уточняли, что испытать их можно и при жизни. Кажется, там ещё были черти и демоны, но звонарей я припомнить не могла. Всё лучше, чем сейчас. Я приподнялась, героически протянула руку и, невольно застонав, рухнула на постель. В глазах потемнело, мир заволокла тьма, перемежаемая кровавыми вспышками. Вейр хмыкнул и завозился, чем-то позвякивая и постукивая. Чем занимался колдун, мне было уже всё равно. Север, развалившийся рядом со мной, лизнул лицо, дохнув запахом свежей крови. Тошнота сжала моё несчастное больное тело в крепком дружеском объятии. Ё-о-ой…
