сакральной традиции и провозгласил Киев священным центром[959]. Кроме того, что князь Олег определил Киев на роль южнорусского сакрального центра, отметив его именем мати, он вернул традицию вселенского закона роты (риты/рты) на Русь. Под ее знаком был заключен князем Олегом его договор с Византией: «Царь же Леонъ со Олександромъ миръ сотвориста со Олгом, имешеся по дань и роте заходивше межы собою, целоваше сами крестъ, а Олга водише на роту и мужи его по Рускому закону, кляшася оружьемъ своим, и Перуном, богом своим, и Волосом, скотьемъ богомъ, и утвердиша миръ»[960].
Поморский Щецин как мати и Киев как мати выступают как бы двумя полюсами той территории, которую князь Олег соединил в единое сакральное пространство. И деятельность князя Олега должна исследоваться именно в этих масштабных рамках. Но как известно, этого не делается, поскольку норманисты по-прежнему, цепляются за абсурдную мысль о скандинавском происхождении князя Олега, пытаясь представить его выходцем из датских или норвежских локальных династий, «который оказался в Восточной Европе, во главе смешанного войска захватил Киев и стал великим русским князем».
До тех пор, пока такая ситуация существует в российской исторической науке, научное исследование проблематики начального периода русской истории практически невозможно.
Теперь несколько слов о происхождении княгини Ольги. Изучение материалов, связанных с жизнеописанием княгини Ольги, содержит интересный материал для размышлений о генеалогических связях княженья словен (как, впрочем, и других летописных княжений). Но этот материал практически не исследовался, а если и упоминался, то разве затем, чтобы сказать: смотрите, сколько несообразного, разнородного, а следовательно, выдуманного имеется в летописной и устной традициях.
Дело в том, что в летописях и других источниках о происхождении княгини Ольги она называется то родом от «Болгаръх», то сестрой Аскольда и Дира, то из рода Гостомысла, то дочерью простых родителей. С точки зрения современной науки, все эти версии противоречат друг другу. Но в рамках родовых традиций и системы генеалогических связей эти данные вполне могут увязываться друг с другом: можно считаться родством со знаменитыми предками, но потерять родовое имя в силу неподходящего брака или других обстоятельств, можно быть урожденной княжной по материнской линии и ханшей — по отцовской, можно было быть названной дочерью или сестрой и т. д. известных деятелей в силу разных обстоятельств.
Под влиянием норманизма, упорно отрицающего древнерусский институт княжеской власти до Рюрика, вопрос о генеалогических связях летописных княжений и после призвания Рюрика остается «на обочине» исторических исследований. Хотя летописание содержит немало указаний на широкий круг междинастийных связей русских княжений. Например, в Никоновской летописи, обсуждая возможных кандидатов на княжеский престол, предлагали: «…поищем и уставим такового или от нас, или от казар, или от полян, или от дунайчев, или от варяг…».
Но в Житии кн. Ольги сообщалось, что была она «от языка варяжска», этого было достаточно для норманистов везде, где только можно, включая и справочные сайты, стремиться растолковывать, что варяжское происхождение Ольги подтверждается ее именем, имеющим соответствие в древнескандинавском как Helga. То есть ненавязчиво, но с завидным упорством подбрасывается мыслишка: раз имя «соответствует» древнескандинавскому Helga, то и происхождение Ольги должно… соответствовать тому же. Этническая принадлежность согласно имени — на этом норманизм стоит с XVIII в., и за его предел выходить не собирается.
Как обстоят дела с древнескандинавским Helga, здесь было показано со всеми подробностями: «древнескандинавская» Хельга произошла от древнерусской Ольги/Ельги, причем произошло это на несколько столетий позднее времени жизни княгини Ольги. Ну, и какова теперь цена норманистскому умствованию?
Однако в силу того, что образ «древнескандинавской» Хельги, навязанный норманизмом науке, заполонил большую часть работ, посвященных княгине Ольге, потребуется время для преодоления этой ненаучной «тяги». Поэтому полагаю, пока достаточно будет только кратко перечислить известные данные, связанные с родословием княгини Ольги.
В Лаврентьевской летописи сказано: «…по Ѡлзѣ и слоушаша и приведоша ему женоу от Пъскова именем Ѡлену»[961]. В НИЛ сообщается: «Егда Игорь возмужа, ожени его Олег, поят за него жену от Изборска, рода Гостомыслова, иже Прекраса нарицашеся, а Олег преименова ю и нарече во свое имя Ольга»[962]. В «Житиях святых» о княгине Ольге рассказывается: «Блаженная Ольга происходила из знаменитого рода: она была правнука Гостомысла, того славного мужа, который начальствовал в Великом Новгороде до тех пор, пока, по его же совету, не был призван из Варягов на княжение русское Рюрик с братьями. Родиной же Ольги была весь Выбутская, ныне близ города Пскова, тогда еще не существовавшего»[963].
В конце XIX в. настоятель Троицево-Сергиевой Лавры архимандрит Леонид опубликовал новые сведения о родословии княгини Ольги, почерпнутые из обнаруженного им фрагмента древнего летописца («Новый Владимирский летописец»). Арх. Леонид напомнил слова М. П. Погодина о том, что о роде супруги Игоревой великой княгини Ольги, бессмертной в нашей истории по многим отношениям, до сих пор не сказано было еще ничего решительного.
И далее продолжил, что в XVI в. было создано житие св. Ольги, вошедшее в «Книгу степенную царского родословия» как подробное описание ее княжения, где говорится что св. Ольгу «…произведе Плесковская страна, иже от области Царствия Русския земли от веси, именуемыя Выбутской… от рода ни княжеска и ни вельможеска, но от простых людей». Эти данные вошли в русское историеписание и повторялись впоследствии многими поколениями российских историков, поскольку, по словам арх. Леонида, до этого жития не было известно ни одного письменного свидетельства, подробно освещающего происхождение княгини Ольги. Однако, продолжает он, занимаясь описанием рукописей покойного графа А. С Уварова, в прошлом году я нашел в одном историческом сборнике второй половины XV в. отрывок из древнего летописца (который по своему содержанию может быть назван Владимирским), где описываются в сжатом виде события русской истории с 862 по 1174 г. (до смерти Андрея Боголюбского). Неизвестный составитель этого летописца (начинающегося родословием русских князей до 1490 г.) в изложении событий следует, очевидно, указаниям нашей первоначальной летописи, но заметно уклоняется от повторения всех легендарных сказаний, встречающихся на первых годах оной, а местами делает весьма дельные и любопытные дополнения и пояснения некоторых мест своего главного источника. Вместо дословного повторения записи первоначальной летописи под 903 г., что Олег взял своему воспитаннику и сроднику Игорю жену из Плескова, именем Ольгу, летописец XV в. пишет: «Игоря же жени в Болгарех, поят за него
