говорю, а про нее. У меня сердце все изболелось, изныло… Иногда мне кажется, что я просто начинаю сходить с ума.
– Не нужно такие слова говорить, родная.
В конце концов «баронессе» все-таки удалось разговорить гостью, и Татьяна Ивановна вернулась домой успокоенная. Даже больше, у нее наступила реакция. Наташа крепко спала в своей кроватке, и Татьяна Ивановна долго сидела у ее изголовья, любуясь этим прелестным детским личиком. Ведь дети все хороши, потому что их не коснулась еще ни одна темная мысль, ни одно нехорошее желание. Татьяне Ивановне казалось, что она еще никогда так не любила свою девочку. Она припала к этому детскому тельцу своею головой и в таком положении забылась.
– Милая, родная… моя, моя, моя… – шептала она в полузабытье.
VII
Зима Татьяне Ивановне далась очень тяжело. После масленицы она слегла в постель. Болела голова, душил кашель, трепала лихорадка. Лечиться было не на что, и девушка лежала одна-одинешенька. Она не хотела даже послать за «баронессой», потому что ее охватило какое-то холодное отчаяние. Все равно, чем может помочь «баронесса»? А какие были ужасные ночи!.. Какие тяжелые сны и грезы!.. Татьяне Ивановне все казалось, что она опять едет в Моркотину, опять торгуется с Митрием Митричем, опять воюет за свою Наташу и опять получает один и тот же ответ: «Нет, не мама…» Девушка просыпалась в каком-то ужасе, с холодным потом на лбу, и боялась закрыть глаза, чтобы роковой сон не повторился. Он ее измучил, этот сон, как повторение одного и того же.
– Мама больна… – говорила она игравшей где-нибудь Наташе. – Тебе не жаль мамы?
– Нет.
Татьяна Ивановна отвертывалась к стене, чтобы скрыть слезы.
Прохворать целых две недели бедному рабочему человеку стоило дорого. Работа в магазине не ждет, и на ее место была нанята новая продавщица. Приходилось по выздоровлении искать нового места, а между тем все было заложено, даже подушки. Не в чем было выйти на улицу.
«Э, пусть, – с ожесточением думала Татьяна Ивановна. – Все равно!»
Через две недели она поднялась с постели и начала бродить по комнате. От болезни оставался кашель, мучивший ее по ночам, и лихорадка. За квартиру было не заплачено уже за целый месяц, кухарке за два месяца. Эта последняя положительно отравляла жизнь своим ворчаньем, грубостями и просто нахальством. И все приходилось переносить.
Начиналась опять весна. День сделался длиннее. Яркое солнце заглядывало в окна, и при этом освещении убожество двух комнат Татьяны Ивановны выступало еще сильнее. Взглянув на себя в осколок зеркала, взятый у кухарки, она испугалась. На нее смотрело такое исхудавшее, больное лицо, хотя еще сохранявшее следы недавней красоты. Неужели это она?
Раз Татьяна Ивановна сидела за машинкой и кончала какую-то работу, взятую из магазина. В кухне послышались спорившие, голоса. Кто бы это мог прийти? К ней никто не ходил. Скоро в комнату ввалилась сама фрау Дранг, одетая в бархатную кофточку и яркую шляпу.
– Здравствуй… Пришел тебя видеть, – заявила она, протягивая жирную руку. – Какой ты худой стал… я говорил.
– Я была больна, Каролина Карловна. Только что встала с постели.
Фрау Дранг долго искала глазами, где ей сесть, и поместилась на кровати. Она задохлась и тяжело дышала.
– Мой хотел давать на морда твой кухарка, – объяснила она наконец. – О, это такой швин! Мой долго сердил на тебя… мой потом очень жалел… мой пришел… потому что мой не помнил зла.
Татьяна Ивановна молчала, предчувствуя какое-то тяжелое объяснение. Она выслала Наташу в кухню. Фрау Дранг несколько раз принималась оглядывать бедную обстановку квартиры и качала головой, как фарфоровый идол. Она усвоила себе привычку краситься к теперь была противно намазана.
– Так, так, – повторяла про себя фрау Дранг, проверяя какую-то тайную мысль, принесенную с собой. – Очень нехорошо. Молодой женщин и такой бедность. Нет, нехорошо. И никому это не нужно… да. Ах, если б ты слюшал старый Каролин Карловна!.. Он тебе добра желал, Каролин Карловна, и сейчас добра желал.
Татьяна Ивановна сначала точно напугалась нежданной гостьи, а потом отнеслась к ней совершенно дружелюбно. Даже была рада. Все-таки живой человек. Да и смешная эта Каролина Карловна, если к ней присмотреться.
– Вам очень меня жаль? – спрашивала девушка. – А мне жаль вас,
– Послюшай, дурак, ты не болтай глюпости… Мой сам хужа тебя был. Тогда жалел Каролин Карловна… Худой был, как шкилет из клиник убежал.
– Как я сейчас?
– О, ja… Мой долго дурак был.
– Знаю, знаю… А теперь вас не мучит иногда совесть? Вот я, например, знаю, затем вы сейчас пришли. Говорите прямо.
Фрау Дранг поднялась, огляделась кругом, хлопнула Татьяну Ивановну по плечу и, подмигнув, заговорила.
– Он приходил… Он спрашивал адрес.
– Который он? Я уж забыла.
– Глюпости, дурак… Разве он виноват, что богат? Почему бедный люда лючше?.. Пфуй! Он тоже жалел, очень жалел… Он просил меня твой посмотреть и говорить… Он сказал один слово, и у тебя опять был все. Все…
– Да? А девочка как же?.. Нет, Каролина Карловна, это дело нужно оставить.
– У меня был две девочки, а мой не умирал с голоду. Ты – дурак. Посмотри на мой Лоти. О, это умный голова!.. Приезжал, ругал, плакал, уехал… Старый генерал выгонял… Твой девочка не будет лючше, когда ты помирал с голод. Девочка не понимайте.
– А зачем вы меня тогда ограбили, Каролина Карловна, и пустили в одной рубашке?
– Мой грабил?.. Твой делал мне зло, а не мой грабил… Пфуй!
Фрау Драит была великолепна в своей обесстыженной наивности, и Татьяна Ивановна весело смеялась. Да, ей было теперь весело, как давно не было. Жизнь так проста, а она-то убивается. Нужно на все смотреть глазами Каролины Карловны… В самом деле, весело. Фрау Дранг тоже развеселилась и еще раз хлопнула Татьяну Ивановну по плечу. Она сделала такой вид, что ушибла руку о худое плечо, и заметила:
– Шкилет… Бифтекс нужно кушать, яйца, вино… Будет жирный плечо, а теперь пфуй!
– Подождите, будет и жир… как у вас. Только ведь нужно совесть потерять – и жир будет. Все будут любоваться, хвалить… Разве много нужно? Вот только…
– Што только?
– Я боюсь «баронессы».
– Вот твой «баронесса»!
Фрау Дранг плюнула и растерла ногой. Что такое «баронесса»? Наплевать на «баронессу»… Она тоже подохнет с голоду, потому что дура. Она всегда была дура и ничего не хотела понимать.
– Вот что, Каролина Карловна, мне очень хотелось бы угостить вас кофеем, да только его нет. У меня ничего нет… Вчера посылала кухарку продавать калоши, и сегодня этим мы только сыты.
– Приходи ко
