Оба поля тут же оказались нашпигованы сотнями пуль. Как в кино, тупоносые, раскаленные кусочки металла застыли в воздухе. Только в отличие от того фильма, здесь, в реальности, они не осыплются на пол безобидными блестящими зернами. Поле истощится, и пули полетят в цель. И если цель – ты, лучше отойди в сторонку, пока защита еще действует.
– Будь ты проклят, придурок, у меня нет создателя! – рявкнул Маркус, как только стрельба прекратилась, и стало тихо.
Он не двинулся с места. Паук тоже остался стоять. Интересно, долго ли он сможет удерживать искажающее поле? И понимает ли он, что случится, когда силы иссякнут? Должен понимать, раз уж умеет создавать такую защиту.
Лорел змеей скользнула в тень, убедившись в том, что боссу ничего не угрожает.
– Ты очень дерзок, упырь, – заметил Паук.
Потом все было очень быстро. Маркус успел увидеть, как пули, застывшие в поле, поменяли направление, скругленные острия все разом обратились к нему. Он успел даже вскрикнуть от… удивления. Испугаться уже не успел. Защита сдулась, как чертов воздушный шар.
– Думаю, это не повредит тебе, – мурлыкнул лилейный демон, пока Маркус бился у его ног, раздираемый на куски сотнями пуль. – Не повредит, но послужит уроком.
Где-то на галерее и в густых тенях по углам, один за другим превратились в прах четверо «кровавых братьев». Маркус забрал из них кровь, забрал все, что поддерживало жизнь в телах. Исцелился. И вскочил на ноги, изрыгнув в серебряную тварь поток пламени.
Паук без труда увернулся. Лишь слегка нахмурились длинные черные брови, обозначив на лбу тонкую морщинку.
– Сделай так еще раз, упырь. Это было интересно.
«Он, вообще-то, понимает, над кем смеется?!»
Отступая в тень, призывая тьму, Маркус заставил свой гнев улечься. Эмоции – это его поле боя, власть над чувствами – его прерогатива. Слепая ярость – удел врага, предвестник поражения. И Маркус стал невидимкой, тенью во тьме. В его арсенале было не только адское пламя… Живые, жадные, бесплотные щупальца окружили Паука. Увернуться от них было невозможно. Просто некуда. Тень, тьма, мороки – они повсюду, нереальные, но способные убивать. «Вечные» присоединились к Маркусу, создавая из тьмы своих чудовищ, воплощая свои кошмарные грезы. И, уходя все дальше в темноту, чувствуя вокруг себя тех, с кем связан он узами созидания и подчинения, Маркус даже пожалел, что все закончилось так быстро. Пожалел, что не успел налюбоваться красотой демона, не смог снова увидеть солнце… Мечту, которой не суждено стать реальностью.
Нарушая все правила, длинный меч сверкнул в темноте. Сверкнул? Но такого быть не могло. Если только клинок не сиял собственным светом…
И пришла музыка. Та самая. Омерзительная и дикая какофония, ненавидимая Маркусом. А с музыкой пришел свет. Бесчисленные, изломанные молнии, вспыхнувшие вокруг Паука. Это меч заплясал в тонких руках, блеск стали преломлялся в блестящих чешуйках плаща, острое лезвие кромсало теневые мороки. Неуязвимые! Конечно, но только не для этого клинка.
– Магия?! – не то пропел, не то рассмеялся Паук. Развернулся, припав на колено, и змеиный выпад меча рассек горло гвардейцу, не успевшему даже понять, что случилось. – Боги, как банально, Маркус! Забудь о магии, покажи мне что-нибудь, с чем я незнаком.
Меч от паха до грудины взрезал плоть еще одного «вечного».
Маркус не верил в магию!
Еще он не верил в демонов.
И в свою смерть – тоже. Даже сейчас.
Еще четверо «кровавых братьев» перестали быть. Исцелившиеся гвардейцы, с рыком, в котором не было ничего человеческого, бросились в атаку. И на долгие полминуты все скрылось за сплошной пеленой жидкого огня, изрыгаемого сразу десятком глоток. Но Маркус, в отличие от своих бойцов, успел увидеть, как Паук крутнулся волчком – только взметнулись тяжелые полы плаща – и меч, чертов невероятный меч, словно отсек огненные струи.
Паук атаковал. Его противник успел призвать «теневое зеркало», чтобы отразить удар с удвоенной силой, но зеркало отразилось от зеркала, швырнув в гвардейца и в Маркуса, и во всех, кто оказался слишком близко, огонь и разъяренные тени, набросившиеся на своих создателей, и музыку, оглушительную музыку, бьющую прямо в мозг.
Маркус не понял, что произошло. И никто не понял. «Кровавых братьев» оставалось все меньше, хотя ни один из них так и не вступил в открытый бой. Они умирали для того, чтобы гвардия могла защищать хозяина.
Терять было уже нечего. Лучше пожертвовать этим залом, всем клубом, смертными, если понадобится, чем погибнуть самому. Тем более что Лорел держалась рядом с хозяином. Лорел – единственная, о чьей гибели Маркус пожалел бы по-настоящему. А от Паука сейчас останется мокрое место. В буквальном смысле. Ну, может быть, еще десяток особо прочных костей. Зубов, например.
Он ударил, и поспешно отступил еще глубже в тень. Подальше от того, что должно было случиться.
Тела «вечных» стали изменяться: страшно, больно… кости разрывали кожу, гниющая плоть кусками валилась под ноги, жутко скалились удлинившиеся челюсти. Жидкой слизью потекло покрытие на полу, обнажая неприглядную арматуру. Пылью посыпался на головы потолок. А Паук… будь он проклят, демон! – одним длинным прыжком оказался рядом, и горло Маркуса будто сжала тонкая, прочная удавка.
Один страшный, черный миг, когда кажется, что вот… что это – все. А потом грохот выстрелов, струна на шее разжимается, Паук исчезает среди собственных теней. И крик Лорел, перекрывающий грохот музыки.
– Маркус!!! – она кричала, забыв о том, что можно говорить безмолвно, забыв о том, что прилюдно она всегда обращалась к хозяину на «вы». – Он – зеркало! Он сам – зеркало! Что бы ты ни сделал… это вернется!
«Разорвите его! – приказал Маркус, обращаясь сразу ко всем. К „кровавым братьям“ и к „вечным“, – разорвите тварь, и принесите мне его сердце!»
«Отлично сказано!» – услышал он на той же волне насмешливый, мягкий голос.
И Маркус атаковал его в последний раз, насылая на демона безумие. Если Паук отразит и это, все, кто окружает его, станут берсерками и ринутся в бой, окончательно позабыв себя. Если же не отразит… один берсерк не долго продержится против стольких умелых бойцов.
Страшный меч за какую-то секунду полоснул сразу по десятку кинетических щитов – искры разлетелись, как от праздничного фейерверка. Щиты выдержали первые удары, но поддались под следующими, а сам Паук, неуязвимый, заплясал в окружении «вечных», бросившихся в ближний бой. Кажется, ему распороли плащ. И это было единственным достижением. А смельчак, сумевший совершить такой подвиг, превратился в пыль, и даже сам Маркус не смог бы вернуть его к жизни.
«Уходим! – опомнившаяся Лорел тащила хозяина к выходу. – Бежим отсюда!»
Это было правильно – бежать. Прямо сейчас, пока взбесившаяся мельница прореживает ряды «вечных», а «кровавые братья» один за другим теряют плоть и подобие жизни. Сгнивший пол скользил под ногами, проваливался. Но это была ерунда. Маркус устоял бы даже на канате в бурю, а Лорел, пожалуй, могла бы на этом канате сплясать.
