Турецкая пехота атаковала русский лагерь, построившись в подобие колонны, которая имела триста или четыреста человек по фронту и была глубиной около мили «все не строем». Вся эта огромная масса штурмовала русский ретраншемент на участке дивизии Алларта. «Сам генерал был ранен пулей в правую руку и, передав командование генерал-поручику фон Остену, поехал просить его «о присылке других полков на смену гренадерскому и Казанскому, которые были не только очень утомлены и ослаблены, но испытывали равным образом недостаток в патронах. Большая часть офицеров этих полков были ранены или убиты»[2012]. Если бы турки воспользовались своим численным преимуществом и атаковали сразу с нескольких сторон, «то б небезопасно было», – отмечается в Гистории. Но поскольку приступы велись только в одном месте, русское командование имело возможность подкрепить угрожаемый участок свежими людьми, поставить туда восемь 8-фн пушек и перевести несколько полковых пушек из других мест, поскольку видели, что там атак не предвидится. Артиллеристы вели скорую стрельбу «двойными выстрелы, то есть ядры и картечи» и наносили туркам страшные потери, посколько промахнуться по такой большой и плотной человеческой массе было невозможно[2013]. Взгляд на этот штурм глазами противника доносит в своих воспоминаниях польский генерал С. Понятовский. «Испуская дикие вопли, взывая, по своему обычаю, к богу многократными криками «алла, алла», они бросились на неприятеля с саблями в руках и, конечно, прорвали бы фронт, если бы не рогатки, которые неприятель бросил перед ними… Сильный огонь почти в упор не только охладил пыл янычар, но и привел их в замешательство и принудил к поспешному отступлению. Кегая [заместитель великого визиря] и начальник янычар рубили саблями беглецов и старались остановить их и привести в порядок. Наиболее храбрые возобновили свои крики и атаковали во второй раз. Вторая атака была не такой сильной, как первая, и турки снова были вынуждены отступить. Третья атака тоже была отбита, и тогда кегая сказал Понятовскому: «Мы рискуем быть разбитыми, и это неизбежно случится» [2014].
Бригадир де Бразе, француз на русской службе, чьи записки перевел и опубликовал А. С. Пушкин, оставил любопытные характеристики о командовании русской армией. «Могу засвидетельствовать, что царь не более себя берег, как и храбрейший из его воинов. Он переносился повсюду, говорил с генералами, офицерами и рядовыми нежно и дружелюбно, часто их расспрашивая о том, что происходило на их постах… Между тем как русские начальники показывались только ночью, а днем лежали под своими экипажами, генералы иностранные были в беспрестанном движении, днем поддерживая полки в их постах, исправляя урон, нанесенный неприятелем, давая отдыхать солдатам наиболее усталым и сменяя их другими, находившимися при постах, менее подверженных нападению неприятеля. Должно, конечно, отдать им эту справедливость, и не лишнее будет, если признаемся, что его царское величество им обязан своим спасением, как и спасением своей царицы, своих министров, своей казны, своей армии, своей славы и величия. Из русских же генералов отличился один князь Голицын, ибо если князь Волконский и был ранен, то так уж случилось от его несчастия, а не через его собственную храбрость».
Тот же мемуарист рассказывает, как в русской армии готовились применить секретное оружие. «При наступлении ночи роздали нам, по 800 на каждый полк, новоизобретенных ножей, с трех сторон острых как бритвы, которые, будучи сильно брошены, втыкались в землю; нам повелели их бросать не прежде, как когда неприятель вздумает нас атаковать». Подробнее о «тайных ножах» повествует, опираясь на архивные материалы, современный исследователь русской армии XVIII века К. В. Татарников. «Каждый солдат должен был получить пять «лезвий», гвоздь и футляр из воловьей кожи для их ношения. Десяти человекам, на 50 лезвий, выдавались также бурав и шило. Все это дополняли веревки. При отступлении, чтобы враг не узнал секрета, «тайные вещи» пометали в Прут.
Возможно также, что под названием «тайных вещей» скрывались небольшие железные рогатки, шосстрапы, состоящие из четырех шипов, которые следовало разбрасывать по полю перед строем, чтобы неприятельские лошади искалечили себе копыта. Еще в середине 1730-х годов по цейхгаузам разных городов среди прочего имущества продолжали числиться железные «осыпные» рогатки, «подметные каракули», «чеснок» или «арепьи», которые «употребляются при воинских тайных вещах» – «что под конницу бросают во время баталии». Веревки в том и другом случае, очевидно, использовались одинаково: привязанные к ним лезвия или рогатки можно было мгновенно разбросать и столь же мгновенно убрать с земли»[2015].
Турки осознали бесполезность лобовых атак, однако почему-то не атаковали с разных сторон. Зато в результате они перешли к позиционному роду действий – стали рыть траншеи, батареи и приближаться к русскому ретраншементу апрошами. Такой подход занимал больше времени, но надежнее доставлял победу над Петром, войско которого оставалось запертым при жестокой нехватке провианта и боеприпасов. Новые приготовления стали видны из русского лагеря с наступлением нового дня. «Как только стало рассветать, мы заметили, что неприятель укрепился и возвел высокие батареи. Вскоре он опять атаковал этот угол и часть нашего равнения, открыв пушечный и ружейный огонь, но встретил такой же отпор (как вчера), так что прорваться сквозь наши линии он не мог и, прекратив наконец атаку, отошел на прежние позиции. Тут он стал возводить высокие батареи и ретраншементы и обложил нас со всех сторон. В этом деле убит фальконетною пулей в голову, в лоб, генерал-майор Вейдеман.
Так как люди и лошади не отдыхали более трех суток кряду, к тому же всюду испытывался недостаток в боевых припасах и провианте, то у его царского величества снова собрался военный совет, (на котором) решили: 1) предложить верховному визирю приостановку военных действий для заключения с великим султаном мира; 2) в случае же его отказа сжечь и уничтожить весь излишний обоз, из остальных повозок сделать вагенбург, поместить в нем валахов и казаков и прикрыть несколькими тысячами пехоты, а с прочею армией атаковать неприятеля не на живот, а на смерть, никого не милуя и ни у кого не прося пощады. С предложением, значащимся в пункте первом, к верховному визирю послан был трубач. Визирь, пригласив к себе янычарского агу, сераскиров и пашей, в течение нескольких часов обсуждал оное и затем дал знать, что готов заключить перемирие на 48 часов и выслушать предложение (русских)»[2016].
На этом завершилась героическая оборона импровизированного ретраншемента русской армии на Пруте, а дальнейшее развитие событий раскрыто в главе о капитуляциях. Можно лишь добавить, что пока не было получено согласие на перемирие от турок, в русском лагере начали возводить вагенбург – окопанные землей сдвинутые вместе телеги. Он должен был стать опорным пунктом для нерегулярных войск и обоза на случай, если полевая армия пойдет в отчаянный прорыв налегке[2017].
