всем его переходам, пока они случайно не вывалились в старую добрую реальность, где трансмутация, транссексуализм и прочие извращения над телом, полом, психикой и вообще природой, была запрещена законом. И пока Буря отходил от перехода, выпуская сканирующие отростки в сторону Фомы и потихонечку обретал андроидный вид, их накрыла трансмутационная полиция. Напрасно Фома пытался объяснить, что это его повар и еда — 2 в 1, хайтек Ассоциации, что он умрет с голоду! — бедолагу заковали в кандалы на веки вечные.
— Там это самое страшное преступление. Томбр несколько раз забрасывал к ним этих тварей. После чего им были по барабану мои голодные слезы, закатали Бурю как муравья в асфальт, хорошо не аннигилировали на моих глазах, я бы этого не пережил. Не поверишь, он мне как родной…
Фома вдруг замолчал, выражение ностальгии на его лице сменилось озабоченностью.
— Черте что! — потряс он головой. — Док, у тебя нет ощущения, что нас снимают на камеру? Вернее, прокручивают нас как уже отснятый материал?.. Нет?.. А вот у меня странное чувство, что меня как пленку мотают туда-сюда и не первый раз. Последнее время я хожу с этим ощущением постоянно, как осовевший от съемок оператор, который словно снимает сам себя в то время, как смотрит фильм о себе и уже не может понять, где он настоящий…
Он снова не договорил.
— Там, кстати, что-то есть! — показал он пальцем вглубь пещеры.
Озабоченное выражение его лица стало хищным. Доктор тоже почувствовал приближение невероятной силы.
Вспышка… со скоростью «медленного» взрыва на них накатывало пламя.
— Вода-а! — отчаянно закричали они, бросаясь навстречу огню…
— Так, приехали! — присвистнул Доктор, осмотревшись. — Ты о чем подумал, любитель бифштексов и кино?
— О том же, о чем и ты, о воде!
— Я не об этом! — отмахнулся Доктор. — О чем ты мечтал перед тем, как нас выбросило? Мы опять черте где, в то время как должны проникнуть в замок голубых колец!
— Почему черте где? Очень хорошее местечко, тихое, спокойное. Всегда мечтал отдохнуть на таком бережку. Посмотри, какая красота!.. Как зеркало! Ого, еще одно!..
Точно такое же зеркало плыло на них с другой стороны. Под ногами задрожала земля…
— Туда!.. — Доктор махнул рукой…
Они бежали стараясь вырваться из фокусного расстояния первой дыры, не попав в фокус второй. В тридцати метрах слева от них смазывались и утекали деревья, кусты, земля. Они забрали вправо и еще прибавили, хотя секунду назад это казалось невозможным.
Неожиданно лес кончился и они оказались у излучины тихой реки. Вдалеке, на противоположном ее берегу сидели старик с мальчиком и мирно ловили рыбу странными прутьями без лески и ведром.
— Здесь люди?! — удивился Фома, и не раздумывая бросился в воду.
— Куда?! — закричал Доктор. — На воде нас сразу накроет!
Но Фома, не слушая его, ставил рекорд, загребая одновременно и руками, и ногами. Доктору казалось, что он летит над водой, как водомерка, в то время как самому Фоме — что он вязнет и тонет…
— С тобой, действительно, не знаешь, где найдешь…
Они лежали мокрые, совершенно без сил, на другом берегу. Дыры, вопреки всем правилам, не накрыли их, как беспомощных котят, в воде, но, подойдя к берегу, были сметены третьей, которая выскочила с той стороны, куда бежали сайтеры. Результирующая их столкновения оказалась равной нулю и поэтому дыры не двинулись за ними по воде, а схлопнулись со странным чмокающим звуком. Это был знаменитый хлопок одной ладони, уверял Фома после. Если бы они продолжали бежать в прежнем направлении, от них не осталось бы даже запаха гари и уж во всяком случае — очевидного смысла, как в знаменитом коане.
«Минус три» почему-то подумалось Фоме, и, странно, стало значительно легче.
— Ты где так плавать научился? — спросил Доктор, отдышавшись. — Мне пришлось включать турборанец, чтобы не отстать от тебя, рекордсмен.
— Пользуйся природным турборанцем! — посоветовал Фома. — И тогда никакие рекорды не будут казаться недостижимыми, поскольку пространство, не прочуханное задницей, никогда не будет своим…
Вокруг стоял лес, на берегу было солнечно и мирно, словно ничего не произошло. Река в этом месте делала поворот и о чем-то негромко и нежно болтала со склонившимися ивами у запруды, устроенной бобрами. Тишь и благодать… правда, за поворотом, слышались неясные голоса странных рыбарей. Увидеть говорящих мешали заросли кустов и деревьев.
— Деда, а розовые круги хорошо?
— Да как же! Хорошо!.. Лет двести, как… о-оп!..
Мальчик полетел в воду…
— Не хорошо, старик, обманывать. Розовое не хуже голубого! — сказал Фома, выходя из-за кустов и рассматривая повисшего в воздухе мальчика. — Ты что же это, детоубийца, ведь помирать будешь! Что скажешь-то?
Навстречу ему полетели голубые молнии. Потом мелькнула молния Доктора.
Старик катался по земле, извиваясь, как резиновая кегля.
— Что теперь с ним делать?.. — Доктор с сожалением рассматривал старика. — Мы грубо вошли в реальность и опять имеем искусственно созданную ситуацию!
— Лучше иметь ситуацию, чем она будет иметь нас, Док! Это аксиома и максима… Эй, старик, хватит извиваться, расскажи-ка лучше, что это за места такие дремучие, почему здесь при встрече первым делом убивают друг друга и почему розовое плохо?
— А эт ты сам узнашь, мил чек, — прокряхтел старик, — када со Скартом стренешься.
— С кем-с кем?
— С хозяином тайного сыску… он те сразу объяснит, что почем…
Фому вдруг качнуло, словно сильным ветром. Он замер, как человек прислушивающийся к своему организму, давшему непонятный сбой.
— Помнишь, я тебе говорил о том странном ощущении, что меня словно просматривают на пленке?.. — Повернулся он к Доктору, но вместо него и опушки леса увидел смазанную картинку, похожую на ту, что возникает при резком повороте камеры или калейдоскопа.
У него закружилась голова, а сама картинка с тошнотворной скоростью
