вдруг закрутилась вокруг него. Земля дрогнула, покачнулась и стремительно понеслась навстречу вращающимся разноцветным ковром, становясь таким же пестрым пятном в мириадах узоров. Гул большого ветра и буйство красок окружили его, словно вписывая, втискивая его, как последний стежок в яростную многопиксельную картину мира…
36. Поединок
Когда гул утих, он увидел себя на ристалище перед многотысячной толпой. На другом конце арены, в окружении двух оруженосцев, стоял всадник в полном рыцарском вооружении с копьем наперевес. Под одобрительный гул трибун рыцарь медленно поднял руку в сторону Фомы. В этом жесте было что-то от приговора — окончательного, не подлежащего обжалованию. Сам рыцарь был устрашающе велик.
Фома оглянулся в надежде, что жест относится не к нему, что он в этом не участвует. На арене никого, кроме юноши в форменной одежде рядом с ним, не было. Он с тоской понял, что это его оруженосец, что сам он тоже закован в латы и сидит верхом на вороном жеребце, только что без копья.
Господи, кто бы знал, как ему все это надоело — битвы, поединки, погони, переходы!. Пока не поздно надо было разруливать ситуацию.
Он подозвал оруженосца.
— Слушай, а в чем дело?.. Кто это там? — кивнул он на всадника, неподвижный силуэт которого на фоне беснующихся трибун неприятно резал взгляд.
— В к-каком смысле? — стал заикаться юноша.
— В прямом!.. Надеюсь, это показательные выступления, а не поединок?
Глаза оруженосца округлились.
— Н-нет, — пролепетал он нервно, — это пы-пып-поединок.
И хотя Фома подозревал, что услышит, это его расстроило. Сильно. Даже сам не ожидал как. Он только что сидел на тихом бережку, никого не трогал, разговаривал с дедушкой, внутренне готовился к обеду, и вот!..
Но, может, поединок не с ним, еще надеялся он. Оруженосец отнял и эту надежду.
— Блин! — выругался Фома. — А что случилось? кто он такой?
Оруженосец совсем растерялся:
— Ваше сиятельство, что с вами? Это же Скарт! Только что регламент зачитали! Вы что? Сейчас сигнал будет, вам надо только руку поднять.
Фома крякнул. Ну, этого они от него не дождутся! Дух противоречия обуял его. Этого еще не хватало, драться неизвестно за что, неизвестно с кем и неизвестно где!.. То, что он к тому же оказался своим сиятельством нисколько его не воодушевило, не на того напали! Купить вздумали!.. Правда, старик, что-то вякал о каком-то Скарте, но… Нет, руки он не поднимет!..
Фома наклонился к оруженосцу.
— А можно еще раз послушать условия?..
По тому как тот, словно в трансе, затряс головой, Фома понял, что нет, послушать больше ничего не удастся. Это было совсем скверно…
Но каков старик! Почему он его не придушил?..
— Ну тогда, может быть, ты мне расскажешь? — спросил он. — А то вдруг я во что-то неприличное вляпался? Тогда мы с тобой еще сможем отказаться, ведь так?..
— Отказаться?..
Глаза оруженосца забегали в поисках кого-нибудь, кто бы объяснил ему, что в конце концов происходит. Граф так весело и достойно вел себя все утро, шутил, подбадривал остальных, а теперь вдруг взял и сошел с ума то ли от страха, то ли от ударов помидоров, один из которых до сих пор сидел на шишаке его шлема. И об этом никто не знает! Танер уже ушел, Блейк с Торком на трибуне — и что теперь делать?
Фома видел, что юноша на грани обморока и только ищет место, куда бы упасть, оглядываясь. Надо успокоить парня, подумал он, объяснить, что его сиятельство здесь не причем.
— Слушай, ничего страшного еще не произошло. Ты мне просто расскажи, в чем дело и я уже сам решу, отказываться мне или не стоит. Чего ему надо от меня?
— Ему?..
Юноша понял, что никто его не спасет — граф сошел ума…
— Вы сами вызвали его на бой вчера за обедом!
Вчера за обедом?..
Фома узнал, слушая сбивчивое объяснение оруженосца, что он здесь не скучал: стал графом, посватался к некой Мэе, потом, не долго думая, поставил ее на кон, наряду с титулом, наградой и родовым замком, и все это вчера за обедом у короля.
Кто его напоил на этом обеде? Или это была растаманская кухня? На трезвую голову такого не сделаешь! Жениться, а тем более вызвать этакого громилу на поединок он бы никогда не решился.
Трибуны зароптали. Что же все-таки творит этот странный рыцарь? Вместо того, чтобы драться уже минут как пять всем на радость, он о чем-то беседует со своим оруженосцем как на светском рауте и похоже не думает начинать!
— А что, — спросил Фома, — Мэя сама выбрала меня?
— Ну что вы, ваше сиятельство, как можно? Это вы выбрали ее!
— А она хотела идти за Скарта? — обрадовался Фома.
Нет, он не сдастся! Так просто его не возьмут!..
— Пс-с! Так мы сейчас все решим — исправим! Я ж говорил, все обойдется, а ты не верил. Иди и объяви, что Мэя может идти за Скарта!..
— Для меня главное, — объяснял он ошалевшему, остолбеневшему и онемевшему оруженосцу, — сердце этой милой девушки. Судя по всему я вчера был сильно пьян, раз не спросил ее об этом. Что ж, виноват, каюсь… Но я думаю, еще не поздно все исправить, ведь так?
Но по тому как отреагировал юноша, стало ясно, что это не совсем так, даже совсем не так. Оруженосец побледнел.
— Граф! — вскричал он, вновь обретая дар речи. — Стыдитесь!.. Скарт убьет Мэю! Вчера вы восхитили двор своим благородным поступком — биться со Скартом, чтобы сохранить ее жизнь, но сейчас!..
На трибунах тоже уже кричали, что пора бы кое-кому дать пинка, чтобы легче думалось. На обеде герой, а на поединке
