– Ладно. Мы возьмем с собой ведро на всякий случай. Сейчас тебе лучше сменить свои... хм... одежды, а если понадобится, на обратном пути мы можем сделать остановку в Ворминстере. Я пойду и подгоню машину к подъезду.
Обратно мы не поехали через Боррель. За будкой мы свернули на другую дорогу, и какое-то время Лео вел машину молча. Затем, не отрывая взгляда от дороги, он сказал:
– Эми, вчера ты мне рассказывала о своих мечтах, о том, что могло бы быть. Хочу сказать тебе – да, я тоже мечтал. Но мои мечты были не совсем похожи на твои. Ты помнишь, как рассказывала мне, что когда твоя бабушка с презрением отозвалась о тебе, ты уехала в Пеннингс? И плакала там в парке?
– Да, помню.
– С тех пор я изредка позволял себе мечтать – если бы я в тот день оказался в Пеннингсе и нашел бы тебя там – плачущего, отчаявшегося ребенка. Такого несчастного, что, может быть, ты не заметила бы... мои физические недостатки. Или поверила бы, что я и вправду твой сказочный Зверь, – Лео улыбнулся, говоря это. – Тогда я спас бы тебя и взял бы в Истон. Я бы сказал Грэйс Чандлер, чтобы она поселила тебя со своими детьми, но тоже всегда был бы поблизости, утешал бы тебя, заботился бы о тебе. И, возможно, когда-нибудь, когда бы ты выросла... – он оборвал фразу и решительно покачал головой. – Нет, так не могло бы случиться.
– Но это могло бы случиться, если бы ты нашел меня тогда, – воскликнула я.
– Нет, не могло. Ты бы выросла и рано или поздно встретилась бы с Фрэнсисом...
– И влюбилась бы в него.
– Да. А когда стала бы достаточно взрослой, чтобы понять мои чувства, то разрывалась бы между любовью и преданностью. Так же, как это тянется сейчас.
Мне было невыносимо слышать печаль в голосе Лео.
– Все хорошо, Эми, – мягко сказал он. – Не плачь.
Как я уже говорил тебе, я все понимаю, – его теплая рука на мгновение накрыла мою. – Ты выглядишь усталой. – Он свернул на обочину. – Ты очень устала, поэтому я сейчас уложу тебя на заднее сиденье, и ты попытаешься заснуть. День был слишком тяжел для тебя, не так ли?
Лео говорил со мной как с Флорой, и я послушалась его как Флора. Много позже его голос разбудил меня:
– Мы дома, Эми.
Я протерла глаза, а Лео подошел к дверце машины, чтобы помочь мне выйти. Когда я медленно поднималась по ступеням, наружная дверь открылась.
– Добрый день, моя леди, – улыбнулся мистер Уоллис.
Затем я услышала восторженный визг: «Мама! Мама! Мама!» Дети бежали ко мне вниз по лестнице, за ними шла Дора, с Джеки на руках. Я обняла и расцеловала их, словно мы не виделись две недели. Затем настала очередь Лео приветствовать их. Когда восторги улеглись, он объявил мне:
– А теперь в постель, Эми. Ты поужинаешь в своей комнате.
Я не возражала, потому что все еще чувствовала слабость и озноб. Когда он предложил мне руку, я с благодарностью оперлась на нее. У меня в спальне он сказал:
– Приношу извинения, что причинил тебе боль, заставив сделать это признание.
– Ты был прав, Лео. Мне было пора взглянуть в лицо правде.
– Да, – тихо сказал он. – В конечном счете, все мы сталкиваемся лицом к лицу с прошлым. Доброй ночи, Эми.
Лео резко повернулся и ушел, и мое сердце упало. Было только шесть вечера, а он уже пожелал мне доброй ночи – значит, Лео, не собирается зайти ко мне позже. Сегодня я снова начала надеяться, потому что он был добр со мной, заботился обо мне. Однако последние четыре года он все время заботился о людях, и это вошло у него в привычку. Там, в туалете, я ошиблась – я просто приняла желаемое за действительность.
Глава шестьдесят первая
Я спала половину суток, а может, и больше, и проснулась только, когда мне принесли утренний чай. Его принесла Клара.
– Его светлость спрашивал, как вы себя чувствуете, поэтому я сказала, что сама отнесу вам поднос, – улыбнулась она. – Цвет лица у вас стал лучше, моя леди.
– Я выспалась и чувствую себя лучше.
– Да, – кивнула она. – Его светлость сказал, что вы метались во сне, когда он заглянул к вам вчера вечером, – я сразу же повеселела, а Клара сочувственно улыбнулась. – Все имеет начало и конец.
Однако, когда я пришла в детскую, Лео уже ушел оттуда. За завтраком он мало разговаривал со мной, хотя и сказал, что рад видеть, что я чувствую себя гораздо лучше. Его собственное лицо было изможденным – он выглядел так, будто совсем не спал в эту ночь.
Только после того, как Лео осушил последнюю чашку кофе, я узнала, что у него на уме.
– Эми, у тебя еще сохранился дневник Жанетты? – внезапно спросил он. – Мне хотелось бы перечитать его, – видя, что я медлю с ответом, он продолжил. – Я знаю, что ты хочешь сказать, но, как я говорил тебе вчера, в конечном счете, все мы сталкиваемся лицом к лицу с прошлым. Мне тоже пора это сделать. В моем прошлом то, о чем я старался не вспоминать, началось с Жанетты.
– Но ты уже читал его, – попыталась я отговорить Лео.
– Значит, он, действительно, так плох, как мне это помнится, – сказал он, изучая мое лицо. – Не беспокойся, Эми, хуже не будет. Итак, ты можешь одолжить мне его?
– Ты, наверное, забыл французский, – предприняла я еще попытку. – Ведь когда ты возил меня во Францию, то ошибся с поездом...
Лео прервал мои отговорки:
– У меня никогда не было проблем с чтением по-французски, – он улыбнулся уголком рта. – Мой разговорный язык тоже улучшился за последний год, с тех пор, как я принял на себя командование подразделением, – его улыбка исчезла. – Эми, тебе бесполезно пытаться отговорить меня – у меня есть призраки похуже, чем дневник моей первой жены, но дай мне сначала разобраться с ним.
И я пошла за дневником.
Я не видела Лео целый день. Когда он наконец, пришел после вечернего чая ко мне в гостиную, его лицо было серым и осунувшимся. Он отдал мне дневник.
– Спасибо, – глядя, как я достаю из-за ворота блузки ключ и запираю тетрадку, он спросил: – Не прогуляешься ли ты со мной перед ужином?
– Да, конечно. Я только предупрежу детей.
Я думала, что Лео хочет погулять в розовом парке, но вместо этого он пересек парк и направился в лес. Я догадалась, куда он идет. Вечернее солнце золотом просвечивало сквозь изгородь шиповника и освещало прогалину. В укромном углу южной стены несколько роз «Блэйри» уже раскрыли розовые бутоны, но Лео прошел мимо них, по неровному полу разрушенного холла, во внутренний дворик, где стояла она.
Я не смела заговорить. Я смотрела, как глаза Лео изучали ее прекрасное лицо, и, увидев в них боль, отвернулась. Выражение лица Жанетты было таким спокойным, таким умиротворенным, словно даже сейчас она скрывала перед ним свой страх и отвращение. Несмотря на то, что испытывала их всегда.
