моем секрете — значит повредить ей больше, чем мне, — заявил де Лувуа с циничной усмешкой.
— Безусловно, но вам лучше не пытаться повторять свои эксперименты, вас могут поджидать необычные сюрпризы!
— Но, мадам, почему вы хотите запретить мне любить, как любит любой обычный человек?
— Любой обычный? Неужели? Сравнение мне не кажется удачным, мой дорогой! Я ничего другого не пожелала бы вам, как любить, как любой обычный... Но только не как господин де Лувуа!
***
Праздники — Рождество и Новый год — не обманули ожиданий, они были пышными, изысканными, но, может быть, не такими веселыми, как при жизни королевы. Театральные представления, балы, концерты перемежались с религиозными церемониями и церковными службами, которые, казалось, с каждым днем становились все длиннее. Придворные устремлялись в церковь толпами, торопясь занять место, откуда их сможет увидеть король, и заливались горючими слезами во время проповедей знаменитого Бурдалу, который воздавал хвалу образцовой жизни Его величества, отринувшего мерзости легкомысленной юности и обратившегося к богу. Да, никогда еще не было столько слез при пении «Аллилуйя»!
Шарлотту эти публичные покаяния скорее забавляли, герцогиню Орлеанскую раздражали своим ханжеством и вызывали смех. Разделяя увеселения и молитвы полусветского, полуцерковного Рождества, Шарлотта невольно вспоминала свадьбу Марии-Луизы, королевы испанской. В тот день новобрачная плакала, королева молилась, а король, находясь между двумя своими фаворитками, откровенно выражал предпочтение сияющей Фонтанж, улыбаясь ей в ответ, и лишь изредка поглядывал на ослепительную Монтеспан, которая пламенела яростью. Тогда еще не было никакого черного платья, которое отныне всегда следовало за королем тенью. И из-за которого теперь все так непоправимо изменилось.
Ловя на себе взгляды своего мучителя чаще, чем хотела бы, Шарлотта думала о том, что предпочла бы вовсе не приезжать в Версаль. Ей так не хотелось покидать свой дом — пусть он пока еще не до конца был приведен в порядок, — а главное, свою любимую Леони. Как она любила молиться с ней рядом на Рождество, распевая старинные песнопения...
Да, дом она покинула с большой неохотой. Но чтобы не оставлять Леони одну на праздники, Шарлотта придумала пригласить к ним в Сен-Жермен Исидора Сенфуэн дю Булюа. Он примчался на своих славных лошадках быстрее, чем на крыльях, подстегиваемый радостью при мысли, что опять они с мадемуазель Леони сядут друг напротив друга и будут вести долгие приятные беседы, которых так ему не хватало с тех пор, как она уехала с улицы Ботрей. Его карета была набита бутылками вина, закусками, лакомствами и всевозможными сладостями. Он закупил в Париже все, что только ему заблагорассудилось. Обе дамы встретили его с большой радостью.
Примеряя перед отъездом в Версаль платья, Шарлотта заметила вдруг, что и ее кузина не чужда кокетства и оно очень ей к лицу. Порозовевшая мадемуазель Леони просто преобразилась, примерив приготовленный Шарлоттой подарок — изящное платье из плотного фиолетового шелка с отделкой из пышных легких кружев и хорошенькие туфельки в тон ее одеянию. Леони так по-детски обрадовалась своему наряду, что Шарлотта решила в ближайшем будущем всерьез позаботиться о гардеробе кузины. Мадемуазель Леони не должны были принимать в ее доме за прислугу или монашенку, которая предпочла жить в миру.
Перед глазами Шарлотты разворачивались королевские празднества, а она представляла себе двух милых старичков — как они сидят у камина в библиотеке, чокаются бокалами с драгоценным вином, привезенным Исидором, и ведут нескончаемую доверительную беседу в домашнем тепле, благоухающем елкой. Еловые ветки, перевязанные красными бантами, они с Леони развесили по всему дому... Как бы она хотела быть вместе с ними! Зато сколько мужественных усилий предпринимала Шарлотта, чтобы отогнать от своего мысленного взора другое лицо, которое она не видела с того самого дня, когда случилось некое происшествие на лестнице в доме Фонтенаков в Сен-Жермене. Но ей это не удавалось. И она гадала, чем занят Альбан, когда сама она любуется движениями куколок из Опера, запертая в роскошной шкатулке. Вместе ли они с актрисой, о которой говорят, что она его любовница? Как отчаянно завидовала ей Шарлотта! Или, может быть, он празднует Рождество в обществе веселых друзей? Или сидит в засаде на холодной темной улице, подстерегая вора или убийцу? А может быть, господин де ла Рейни, который так к нему привязан, пригласил его к себе?
Вполне возможно, молодой человек тоже бы не отказался приехать в Сен-Жермен и составить компанию двум своим старшим друзьям, но Шарлотта не решилась посоветовать мадемуазель Леони пригласить Альбана в ее отсутствие и обогреть его семейным теплом, которого ему так не хватало. У нее не хватило на это мужества, она боялась, что сожаления о том, что она не будет рядом с ними, окажутся ей не под силу.
Хотела того Шарлотта или нет, но судьба крепко-накрепко связала ее с королевскими дворцами, и теперь она начала их потихоньку ненавидеть, потому что в них ей никак нельзя было забыть о ее замужестве. Хотя ее пребыванию при королевском дворе де Сен-Форжа ничуть не мешал. Они церемонно здоровались при встрече, он осведомлялся о ее здоровье, она — о его, и они столь же церемонно прощались, как только что поздоровались. После чего граф вновь присоединялся к болтливой стайке друзей герцога Орлеанского.
Однако в один прекрасный вечер — вернее, в ночь святого Сильвестра, иными словами, в новогоднюю ночь — во время пышного бала в Зеркальной галерее Адемар де Сен-Форжа подошел к ней, поклонился и пригласил на танец. Удивительное событие! Адемар редко танцевал, предпочитая обычно игорные столы. Шарлотта уже протанцевала не один танец и сейчас стояла в окружении молодых людей, которые наперебой выражали ей свое восхищение. И было чем восхищаться: в зеленом, под цвет глаз, бархатном платье с отделкой из белого атласа Шарлотта представляла собой прелестнейшую картинку, не последним штрихом которой было ожерелье из бриллиантов с изумрудами крестной Клары де Брекур.
Приглашение Адемара возмутило молодых людей.
— Где это видано, чтобы муж танцевал с женой? — запротестовал юный виконт де Мольврие.
— При дворе это не принято! — поддержал его приятель.
— Что за мещанство!
Граф мгновенно разозлился.
— А я хочу и буду танцевать со своей женой! И никому не позволю вмешиваться! Ну-ка, посторонитесь, господа!
И, не обращая больше ни на кого внимания, Адемар взял Шарлотту за руку и повел к середине зала, где уже начался менуэт. Шарлотту эта перепалка позабавила.
Несколько минут они, не говоря ни слова, плавно и согласно двигались под музыку, и Шарлотта с
