я вслух, на что Маргарита удивлённо приподняла свою чёрную изогнутую бровь.
— Ты про кого сейчас?
— Про Калугина.
— Хотя в жизни я не такое повидал, — продолжал рассуждать я. — Вспоминаю тюрьму… Вот где узнаешь людей по-настоящему, без прикрас. Там через меня прошло столько криминальных историй, совершенно фантастических в своей нелепости, глупейших по замыслу и исполнению. Люди в общей массе — это полные идиоты. Они совершают преступления спонтанно, эмоционально, как говорится, на кураже. Мало таких, которые всё продумывают и чётко заметают следы. Люди поражают меня своей алчностью, безотчётной жестокостью, вероломством, при этом абсолютной глупостью и неумением просчитать последствия даже на один ход вперёд. Я вспоминаю довольно приятных людей, которые совершали невероятные гадости. Они убивали своих друзей, убивали жён и даже собственных родителей, из-за каких-то квадратных метров или ничтожных сумм. Общаясь с ними и глядя им в глаза, я не мог поверить, что они на такое способны.
— Никому в этой жизни нельзя верить, даже самому себе, потому что люди не знают, на что они способны в тех или иных обстоятельствах. Мне иногда кажется, что меня окружают одни психопаты.
— А ты что, сидел? — вдруг спросила Марго, глядя на меня с недоверием.
— Да, пришлось однажды примерить лагерный клифт, — ответил я с приблатнённой интонацией и откинулся на подушку.
— Что ты елозишь по чистой наволочке?! — возмутилась Марго и начала стаскивать с меня ветровку. — Снимай-снимай… К тому же она мокрая!
— Мокрая? На мне быстрее высохнет, — заупрямился я, но все же позволил себя раздеть; она унесла ветровку в прихожую.
Когда она вернулась и присела на краешек кровати, я сказал совершенно уверенным тоном:
— Я не собираюсь втягивать Андрея в эту историю. Ты меня слышишь? Более того, он вообще не должен ничего знать.
Я пристально посмотрел ей в глаза и добавил практически шёпотом:
— И запомни, фейгала моя, в этом деле ты уже соучастница. Если не хочешь пойти паровозом, держи язычок за зубами. — Это получилось довольно грубо, и она даже опешила от такой наглости. — Ибо в противном случае я скажу ментам, что это ты заказала Бурегу, а я всего лишь исполнитель. Поэтому в твоих интересах, чтобы это дело даже краешком тебя не коснулось. Сечёшь? Не вздумай меня как-нибудь подставить. Забудь об этом разговоре, но самое главное — забудь о том, что я сегодня приходил. Ты меня не видела. Меня здесь не было.
— Значит, я всё-таки правильно тебя поняла, — сказала она очень тихо, едва шевельнув губами. — А Петрович? А если этот придурок расколется?
— Не смеши меня. Он никогда не будет сотрудничать с ментами: это же последний мамонт, последний апологет воровской идеи. Тем более впрягаться за такого урода.
— Ладно. Это твои дела, и я умею держать язык за зубами. Я не болтушка. Но объясни мне, ради бога, за что ты хочешь убить этого парня, раз уж мы с тобой соучастники.
— Quid pro quo. Услуга за услугу. Я отвечу тебе, но сперва ты должна ответить на мои вопросы. Очень правдиво, — сказал я.
— Итак… Ты позвонила Андрею, после того как я ушёл через балкон? Через какое время ты позвонила ему? Что ты ему сказала?
— Я позвонила ему сразу же, — послушно ответила Марго. — Я услышала, как ты разговариваешь с женой Петровича, а потом ты спрыгнул на землю и побежал.
— Что ты сказала Андрею?
— Он спросил меня: «Почему телефон был занят? Я не мог дозвониться целый час». Я ответила, что трубка слетела случайно, а он засмеялся: «Чем вы там занимаетесь, проказники?» Я растерялась, замешкалась…
— Ты врёшь! Ты ответила ему: «Да, конечно, мы трахнулись. Всё было ништяк», а он тебя похвалил за это. Или я ошибаюсь?
— Нет, всё было по-другому. — Марго стыдливо опустила глаза. — Он попросил меня в тот день, что бы я… — Она запнулась и замолчала, не в силах продолжать этот унизительный допрос.
Бедная Маргарита. Бедная девочка. О том, как складывалась её судьба с самого детства, я узнаю чуть позже, и тогда я пойму, откуда в этих сарацинских, черных как омут глазах взялось столько боли и страха, откуда в этой красивой и довольно неглупой девушке появилась эта патологическая неуверенность в себе, каким образом завязался в ней клубок разрушительных комплексов, порождающих лишь презрение к себе и ненависть по отношению к мужчинам.
— Так-так, — задумчиво произнёс я. — Значит Андрюша хотел, чтобы ты опутала меня своими чарами… Зачем?
— Не знаю… Он меня в свои планы не посвящает, — ответила Марго, нервно теребя красную шерстяную нить на своём запястье. — Я его вообще последнее время не понимаю. Он какой-то странный стал: даже ходит как-то странно, как будто наощупь. По ночам вообще не спит… Курит, курит, курит, скрипит половицами, ворочается в постели, и даже разговаривает сам с собой. — После этой фразы она сотворила такую мордочку, словно набрала в легкие воздуха и ждала, когда я позволю ей выдохнуть.
— Ну-у-у-у, в этом нет ничего странного, — заметил я, снисходительно улыбнувшись. — Любой мыслящий человек ведёт бесконечный диалог с Богом.
Почему-то мне вдруг стало смешно от суеверного выражения её лица, и я громко рассмеялся — абсолютно искренне, от души, и даже проникся к ней нежностью, как к ребёнку. Была в ней какая-то детская непосредственность, и при этом она была тёртая как калач.
Голубая дымка, размывающая интерьер комнаты и очертания сидящей напротив девушки, вдруг рассеялась волшебным образом, словно её вытянуло в открытое окно, и мир совершенно отчётливо прорезался в моём сознании. Картинка стала подробной, резкой, насыщенной деталями, словно невидимый офтальмолог подставил к глазам цилиндрические линзы.
— Все-таки Андрюша пугает меня последнее время, — задумчиво произнесла Маргарита, дергая красную веревочку на запястье. — Он же контуженный, а вдруг его шиза накроет по-настоящему? В моей комнате даже шпингалета нет.
— Не перегибай, — сказал я. — А меня ты не боишься? Я все-таки человека задумал убить.
— Не-е-е, — блеющим голоском произнесла Марго и улыбнулась очаровательной детской улыбкой. — Это нормально… Но когда Андрюша что-то там шепчет за дверью… То ли с Богом разговаривает, то ли с чёртом, хрен его разберёшь.
Она помолчала несколько секунд и продолжила, потупив глаза в
