(№ 115).
Илья Муромец:
Бой Ильи Муромец с Сокольником: 4 (№ 40).
Илья Муромец и Чудище проклятое в Цареграде: 44 (№ 112).
Илья Муромец освобождает Киев от Калина-царя: 43 (№ 111).
Первая поездка Ильи Муромца: 2 (№ 38).
Князь Василий, княгиня и старица: 41 (№ 108).
Князь Дмитрий и его невеста Домна: 22 (№ 62), 40 (№ 107), 49 (№ 117).
Козарин: 16 (№ 56), 20 (№ 60); Михайло Козаренин: 34 (№ 89).
Кострюк: 19 (№ 59), 48 (№ 116).
Кощавич-царь и его невеста Домна: 35 (№ 91).
Князь Михайло губит свою первую жену, а его мать вторую его жену: 52 (№ 120).
Мать князя Михайла губит его жену: 10 (№ 47), 17 (№ 55), 24 (№ 64), 27 (№ 71), 39 (№ 106).
Молодец Добрыня губит свою невинную жену: 51 (№ 119).
Молодец и сестра Данилы Васильевича: 28 (№ 72).
Небылица: 14 (№ 51), 29 (№ 73); Небылица в лицах: 55 (№ 123).
Платов-казак в гостях у француза: 11 (№ 48).
Сватовство царя Вахрамея на племяннице князя Владимира: 26 (№ 69).
Соловей Будемерович и Запава Путевисьня: 56 (№ 124).
Сорок калик со каликою: 7 (№ 44).
Сын Стеньки Разина в темнице и взятие Стенькой Астрахани: 18 (№ 58).
Терентий-муж: 5 (№ 41).
Усища грабят богатого крестьянина: 54 (№ 122).
Цюрильё-игуменьё: 21 (№ 61), 25 (№ 61).
Чурило:
Чурило и неверная жена Племяши: 8 (№ 45).
Чурило и сестра Бродовичей: 15 (№ 54).
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТАМ[454]
ПОМОРЬЕ
Первая поездка Григорьева-собирателя по Архангельско-Беломорскому краю оказалась наименее продуктивной. Летом 1899 года он обследовал 9 населенных пунктов, расположенных на южном и юго-западном побережье Онежской губы — от города Онеги и его окрестностей до села Колежма неподалеку от Сумского Посада. Эту часть Поморья, на востоке граничащую с Летним берегом, а на западе — с Карельским берегом, местные жители называют Онежским берегом. Былинная традиция здесь клонилась к закату. Эпические песни он обнаружил всего в 5 деревнях, почти две трети опубликованных записей составили исторические песни, баллады и духовные стихи (народные песни религиозного содержания), причем значительную их часть Григорьев не включил в свой сборник. Среди 18 исполнителей было всего четверо мужчин. Единственным сказителем с относительно большим репертуаром оказалась Авдотья Лупентьевна Коппалина — от нее записано 6 былин, 4 баллады и 2 исторические песни.
Все 4 варианта былины «Илья Муромец и Сокольник» относятся к архангельско-беломорской версии сюжета: кратко описывается богатырская застава под Киевом, в редуцированном виде представлен второй сюжетный план (взаимоотношения «нахвальщика» с матерью); в одном из текстов сын Ильи Муромца назван «Подсокольником» (№ 26). Несмотря на очевидные признаки разрушения традиции (пропуск ряда эпизодов, сбивчивое повествование, переход с песенно-стихотворного строя на прозаический пересказ) в онежских записях встречаются оригинальные поэтические формулы и архаичные детали, свидетельствующие о недавнем бытовании местной модификации сюжета. Большинство сказителей, видимо, считали мать «нахвальщика» русской (имя — «Федосья», «Марья», «Омельфа», отчество — «Тимофеевна»). Два исполнителя полагали, что их варианты занесены на Онежский берег со стороны (№№ 2 и 8), третий заявил, что усвоил старину из книги (№ 8). Однако анализ позволяет считать тексты местными по происхождению.
Оба варианта былины «Две поездки Ильи Муромца» (название, вероятно, дано собирателем) записаны в дер. Колежма. Они местами совпадают почти дословно и представляют собой продукт распада более сложной по структуре эпической песни «Три поездки Ильи Муромца». Не случайно в обоих текстах сохранился мотив трех дорожек и исправление богатырем надписи на «сером валючем камне». В такой же редакции первая часть «Трех поездок Ильи» зафиксирована на Карельском берегу, на Выгозере (в былине Ф. Никитина конспективно рассказывается и о третьей поездке героя — Гильф., № 171). Всюду сказители использовали устойчивую формулу для характеристики раздумий богатыря на распутье, упоминали «Индею богатую» и «Корелу проклятую». (В других районах русского Севера эти топонимы чаще встречаются в былине о Дюке, но в записях из Поморья и с Выгозера их нет — Гильф., № 180; РПКП, № 193). В деталях повествования онежские варианты несколько отличаются от записей с Карельского берега. На Илью нападают 40 разбойников (в других поморских текстах — 40 тысяч); словесная перепалка с ними не дробится на несколько составляющих; богатырь избивает нападающих «шоломом»; обе певицы назвали разбойников «тотаринами». В рассказе о второй поездке сохранены разные элементы прототекста. В обоих вариантах формула отказа Ильи ложиться «ко стенке спать» оригинальна: «Дорожные люди не у стенки спят».
Онежские записи «Добрыни в Алеши» — особая редакция, композиционно-стилистически близкая к другим архангельско-беломорским модификациям сюжета. В них не развернут эпизод узнавания Добрыни матерью; о предстоящей свадьбе своей жены и Алеши Поповича богатырь узнает случайно от «калики перехожей»; поменявшись с ним платьем, он отправляется на свадебный пир. Как в ряде мезенских и кулойских вариантов, жена по игре на гуслях начинает догадываться, что гостей развлекает переодетый Добрыня. Оба текста завершаются иронической формулой северо-восточных регионов русского Севера: Ищо столько Олёшенька жонат бывал, ищо столько Поповиць с жоной сыпал». Онежские певицы не описывают поездку Добрыни, главный герой оказывается на несколько лет выключенным из повествования. Не исключено, что это — результат упрощения более сложной по составу эпической песни. На Зимнем берегу, Мезени и Кулое былину о неудавшейся женитьбе Алеши Поповича часто соединяли с сюжетом «Добрыня и змея». Следы контаминации есть и в тексте А. Коппалиной (№ 19). Мать предупреждает богатыря о возможной встрече со «змеей семиглавой». Мотив не получает развития. Полузабыт смысл опускания именного перстня в чару с вином. В обоих вариантах этого достаточно для восстановления супружеских прав Добрыни, что ослабляет эмоциональный заряд повествования. (Обычно богатырь велит жене: «Пей до дна — увидишь добра, а не пьешь до дна — не увидишь добра», после чего следуют драматические объяснения троих участников интриги.)
Григорьев первым из собирателей зафиксировал бытование былинного новообразования «Дунай и Настасья-королевична», обратил внимание на его генетическую связь с балладой «Молодец и королевична» и тенденцию к объединению с классической былиной «Дунай-сват» (см. подстрочное примечание собирателя на с. 108). Вскоре на Карельском и Терском берегах были записаны контаминированные тексты, в которых эти сюжеты объединены в одно произведение (Мил., №№ 62—64; ММБ, II, №№ 27—29). В Прионежье, на Выгозере и Кенозере эта эпическая песня тяготеет к балладному жанру, герои в ней безымянны («Молодец и королевична», «Молодец и худая жена»). Впрочем, и в Западном Поморье втягивание сюжета в орбиту героического эпоса свелось к использованию былинных имен. Дунай лишен каких-либо богатырских качеств, наказан за нарушение запрета и хвастовство. От А. Коппалиной записаны два произведения о Дунае, но в ее сознании они явно связывались друг с
