нём и могучем меридинце. Я когда тебя увидел и твою хромоту, то сразу понял, что речь шла именно о вас обоих.
— Ты не поймешь, старик, — слегка нахмурившись пробубнил Пилорат и поднес черпак к носу. Пахло грибами и луком. Неудивительно.
— Настаивать не стану.
Меридинец отхлебнул, причмокнул губами, бросая взгляд на Маруську, что украдкой поглядывала за разговором двоих. Он редко с кем делился своей историей, но по какой-то причине успокаивающий и безмятежный взгляд старика вызывал у него доверие. Быть может, это с годами наработанная техника или ему действительно было всё равно. В любом случае Пилорат хотел знаний человека, и поэтому заговорил.
— Видишь ли, Семирод, откуда я родом и какой жизнью жил, там не бывает милосердия.
— Меридинцы славятся своей благоразумностью и даже милосердием, — тут же ответил тот, копаясь в мешочке.
— Возможно, но только в моем словаре этих слов не существует, по крайней мере не обучили. Преданность, служба, долг, воля, сила, доминирование, смерть. Эти слова я помню с тех пор, когда впервые взял в руки меч.
— Корпини значит, отменные телохранители.
— Не такие уж и отменные, как оказалось. Мальцом я ходил позади высшего сорта меридинского общества. Сливки, бояре, царевичи, их дочери и сыновья. Угрозу видел за версту и реагировал со скоростью гадюки.
Семирод поднял брови указывая на суп, на что Пилорат отрицательно покачал головой.
— Я думал телохранители ходят всегда спереди, закрывают своих господ.
— В основном да, но я не люблю выпускать из виду своего нанимателя, да и многие недооценивают атаку с фланга. В общем, не вдаваясь в подробности, с возрастом гадючья скорость то поизносилась, да и взгляд не был таким резким. Ушел подготавливать, но кровь бурлила, требовала адреналина. Не могу сидеть в четырех стенах, мое место там, где угроза, поэтому и ушел туда, где за неё хорошо платят.
Семирод чувствовал, что не всё так просто было. Корпини не особо нуждались в финансах, так как в меридинских княжествах их ставили на пособие с самого рождения, и пока мальчик тренировался, счет в банке постепенно накапливал неплохую сумму, что с лихвой хватит на пенсию. Что-то Пилорат решил умолчать, а старик уважал его тайны.
— Тот человек, был готов меня убить, не потому что ему хотелось, а потому что ему приказали. Я это понимаю. Работа такая: убивать за влияние и деньги. Только вот он наплевал на всех господ, что могли его усыпать славой и деньгами, когда моё тело еще даже не успело остыть. Это тяжело объяснить, я не надеюсь, что ты поймешь.
Семирод достал два пузырька. В одном, с металлической крышкой, была розовая жидкость, в другом же, с дубовой пробкой, болотного цвета мазь.
— Я лекарь, — проговорил он легким и спокойным голосом. — Сражения юных мужей для меня остались в далеком и очень далеком прошлом, но я понимаю тебя, насколько имею способность понять.
— Тогда расскажи, я хочу больше знать.
— Сначала поговорим о твоём недуге, — Семирод поболтал перед глазами обоими пузырьками и сжав губы в замок протянул их меридинцу. — Этот вот, что с деревянной пробкой, втирать в живот тонким слоем, и носи пояс из шерсти. Розовый же, пять капель на треть чаши воды, пей перед сном, от неё голову кружит. Отдай девочке, пускай она делает, и передай всё в точности как сказано.
— Да я сам могу, спасибо, мудрейший, — Пилорат принял лекарство и сидя поклонился.
— Не спорь, девочка пускай делает, — он сделал паузу. — Она о тебе лучше позаботится, чем ты сам. У тебя нервы повреждены, и травма это усугубила. Твой мозг от многочисленных ударов думает, что живот связан с правой ногой. Дай угадаю, под лавкой лечили?
Пилорат кивнул, но это видимо его даже не беспокоило.
— В лазарет отправили, а как в сознание пришел, так и выперли под зад. Я признаться не рассчитывал, что и в сознание приду. Корпини, что долг свой провалил, обычно либо мёртв, либо бесполезен. Так и подумал мой господин, бросил меня на произвол судьбы. Женщины, добрые женщины, меня выходили, да на кухню пристроили таскать всякое за еду и тепло.
— Что же ты не вернулся к ремеслу своему? — спросил Семирод, однако заранее знал ответ.
— Да кому сдался хромой и старый телохранитель, что проживает свой пятый десяток?! Плюс ко всему, Маруську встретил, она… — он осекся, поглядывая на девочку.
— Понимаю, — Коротко кивнул старик, и краем глаза посмотрел на девочку, что внимательно слушала рассказ Закхры. — Ладно, что ты хочешь знать?
— Расскажи побольше о проказе. Я слышал, что это рожденные без духа, коим уготована судьба жить пустой оболочкой, и даже после смерти боги не поцелуют их чело.
Семирод прошелся по густой седой бороде, слегка наклонив голову, задумался.
— Так, и не совсем так. Видишь ли, Пилорат, проказа — это эффект малоизученный, так как политика полисов и царства давно наложила запрет на изучение сего явления. Примерно, если я не ошибаюсь после «Первого Дантарата».
— Первого?
— Война из тех времен, когда Бролиска еще и в помине не было, а на земле божьей правили лишь полисы, ориентировочно, четыре с лишним тысячи лет назад. Они по натуре своей сражались между собой за земли и влияние, однако, как и любая затяжная война, всё это требовало ресурсов, в том числе и живых. Тогда они прибегли к тактике, что практически уничтожила весь мир. Скажи, ты слышал что-нибудь о Сибирусе?
— Нет, — Пилорат был серьезен и слушал внимательно, не забывая помешивать похлебку.
— Вот и хорошо. Полисы собрали всех прокаженных, что к тому времени были практически на положении рабов, их скажем так… вооружили. Ни мечами и топорами, ни луками и стрелами, а Сибом. Рисунком, что Шепчущие с Горном выбивали на их теле перетертой костной мукой и примитивным духом. Как они его использовали? Тут история умалчивает. Как оказалось миллионы прокаженных были особенно эффективны в бою. Опять же как? Никому не известно. Они каким-то образом использовали Сиб, убивали друг друга. Если тебе интересно мое мнение, это лишь детские легенды, чтобы скрасить обычную историю геноцида, тех кто существовал бесполезной жизнью. Если верить истории, прокаженные рождались с удивительной частотой, и это грозило вымиранием.
— Логично, — добавил Пилорат. — Дурная кровь, чистка социума, такое до сих пор практикуется. Отправлять воевать тех,
