Разговор опять перешел к Вольевой:
— Возможно, существовало какое-то машинное устройство, которое должно было следить за Ресургемом.
— Но, если это и так, оно, вероятно, перестало работать задолго до зарождения там разумной жизни. Поэтому амарантяне создали цивилизацию, а затем среди них появился подвид, совершивший космические путешествия, и все это почему-то не привлекло внимания Подавляющих.
— Похититель Солнц.
— Да. Он увел в космос Отверженных, изменил их биологически и умственно, пока они не потеряли сходства с теми, что остались дома, сохранив его лишь в языке и в общности происхождения. Они исследовали собственную солнечную систему, а позже ушли за ее границы.
— Где они нашли… — Паскаль кивнула на изображение Гадеса и Цербера. — Вот их. Ты это хочешь сказать?
Хоури сделала утвердительный знак и стала досказывать.
Досказывать было почти нечего.
Силвест все еще падал. В процессе падения он почти забыл о необходимости следить за временем. Он достиг той точки, где за ним осталось почти двести километров шахты, а впереди — только несколько километров до ее дна. Внизу светились, мигая, огоньки, собираясь в узоры, напоминавшие созвездия. На мгновение ему показалось, что он пролетел гораздо большее расстояние, а эти огоньки — звезды, что означало, что он вот-вот покинет Цербер. Не успев родиться, эта мысль тут же умерла. В том, как мигали эти огоньки, было что-то слишком регулярное, слишком искусственное, беременное рассудочным дизайном.
Из шахты он выпал в пустоту, точно так же, как раньше выпал в пустоту из воронки «Плацдарма». И обнаружил, что продолжает падать сквозь огромный, ничем не занятый объем, причем этот объем показался ему куда больше, чем тот гигантский зал под корой Цербера. Никаких корявых стволов с хрустального пола тут не поднималось и потолка не подпирало. И вообще он сомневался, что за пределами кривизны горизонта тут есть еще что-нибудь. А вот пол под ним — тот точно был, как, возможно, был и потолок, только ничем не поддерживаемый и нависающий над этим огромным объемом — миром внутри мира. Какая-то сила уравновешивала тут силу гравитации, а может, было и еще нечто, лежавшее за пределами воображения Силвеста. А вообще-то он падал к звездному полу, лежащему под ним на расстоянии десятка километров.
Найти скафандр Саджаки было вовсе не трудно. Просто Силвест не сразу начал поиск. Его собственный скафандр прекрасно функционировал и сделал все нужное: взял координаты своего погибшего спутника — вернее, того, что от спутника осталось, — а затем доставил к нему Силвеста, который и приземлился в десятке метров от того места, где рухнул скафандр Саджаки. Триумвир врезался в пол на большой скорости. Это было совершенно очевидно. Впрочем, что еще могло случиться с человеком, который падал на протяжении двухсот километров по вертикали, не имея никакой возможности управлять своим полетом? Оказалось, что скафандр Саджаки наполовину погрузился в металлический пол, затем подпрыгнул вверх, и, наконец, вновь рухнул на пол лицом вниз. Так и лежал, будто решил отдохнуть.
Силвест не ожидал увидеть Саджаки живым, но раздавленный и изодранный скафандр производил ужасное, близкое к шоку впечатление. Больше всего он походил на фарфоровую куклу, которая подверглась жуткому насилию со стороны злобного мальчишки. Скафандр был весь в дырах, ободран, он даже окраску свою потерял. Все это, видимо, случилось с ним во время сражения, да и потом, когда он падал, сила Кориолиса швыряла его на стены шахты.
Силвест с помощью своего скафандра с трудом перевернул его на спину. Он знал, что это зрелище вряд ли будет приятно, но все равно это нужно пережить, хотя бы и большим напряжением воли. Он не ощущал к Саджаки ничего, кроме антипатии, с некоей примесью иронического уважения к его уму и к свирепому упорству, которое позволяло ему многими десятилетиями выслеживать Силвеста. Тут не было ничего, даже отдаленно похожего на дружбу. Просто отношение мастера к инструменту, который выполняет свою работу очень хорошо. Таков Саджаки, думал Силвест, отлично заточенный инструмент, прекрасно отделанный, но пригодный лишь для выполнения одной-единственной работы.
Лицевой щиток скафандра Саджаки был прорезан широкой — в палец — трещиной. Что-то заставило Силвеста наклониться, а затем и встать на колени, так что его лицо оказалось вровень с расколотым шлемом погибшего Триумвира.
— Мне жаль, что все кончилось вот так, — шепнул Силвест. — Я не могу сказать, что мы были друзьями, Ююджи, но я могу сказать, что под конец мне хотелось, чтобы ты смотрел вперед с тем же интересом, что и я. Я думаю, тебе было бы приятно узнать об этом.
И тут он увидел, что скафандр пуст. Это была всего лишь пустая скорлупа и не более того.
А вот что знала Хоури.
Отверженные достигли далеких окраин своей солнечной системы примерно через тысячу лет после их отлучения от главного русла амарантянской культуры. Благодаря обстоятельствам своей жизни они прогрессировали медленно, так как им приходилось бороться не только с ограничениями технологического характера. Им пришлось преодолевать ограничения собственной психологии, то есть барьеры, крайне труднопроницаемые.
Сначала Отверженные все еще сохраняли стайные инстинкты своих братьев. Амарантянин, потерявший свое положение в стае, заболевал своего рода психозом, эквивалентным массированной сенсорной недостаточности. Даже мелкие группы — и те не могли избежать подобного ужаса. Это обусловливало невероятную стабильность амарантянской культуры и ее устойчивость против всяческих заговоров и предательств. Поэтому Отверженные развивали общество, крайне зависимое от визуальных средств общения, организованное в крупные коллективы, где индивидуум был куда менее значим, чем целое. И тем не менее, оказавшись в изоляции, Отверженные не смогли избежать некоего вида безумия.
Они приняли это как данность и стали бороться против него. Они изменили себя. Культурная социопатия. Только через несколько сотен поколений Отверженные перестали быть стаей и разбились на десятки узкоспециализированных кланов, каждый из которых обладал особой формой помешательства. Или чего-то, что казалось безумием тем, кто остался дома.
Способность функционировать в рамках небольших групп позволила Отверженным уходить от Ресургема все дальше и дальше и отвыкать от необходимости пользоваться теми способами коммуникации, которые зависели от наличия света. Самые психопатические индивидуумы уходили так далеко от своего солнца, что наконец обнаружили Гадес и странную загадочную планету, которая крутилась вокруг него. К этому времени Отверженные уже прошли через ряд философских увлечений, которые Вольева и Паскаль кратко суммировали ради Хоури, слабо разбиравшейся в таких запутанных делах. Почему Галактика, которая должна была бы быть гораздо более оживленным местом, если верны их воззрения, таковым местом не является? И не значит ли это, что все их научные взгляды дефектны? Они искали по радио, по оптической связи, на гравитационных и нейтринных диапазонах голоса других культур, сходных с ними, но не ловили ничего. Самые авантюристические натуры из них, а может быть, просто сильнее деградировавшие — в зависимости от точки зрения, — уходили даже за пределы своей Системы, но и там не нашли ничего важного, о чем стоило бы известить соплеменников. Несколько развалин там и сям, странный, похожий на студень организм, обнаруженный на океанической планете, будто туда его умышленно завезли, вот и все.
