– Мы делимся всем, – говорил он. – Я хочу сказать – буквально всем.
Он подробно описывал, как занимается сексом со своими детьми. Он рассказывал о своей обширной коллекции детского порно и иногда даже признавался, что держит четырехлетнюю филиппинскую девочку в качестве сексуальной рабыни. Узнав, что у одной из его жертв есть две дочери, он предложил женщине привести их с собой, чтобы он мог научить их заниматься сексом с собственной матерью, – женщина, разумеется, отказалась. Берендзен также хвастал, что для поддержания дисциплины в семье использует набор садомазохистских инструментов.
На самой сильной стадии сексуального захвата человек полностью выпадает из обычной жизни: личность растворяется в сексуальной реальности и теряет представление о событиях внешнего мира.
– У него в подвале есть колесо, он сам говорил, к которому он ремнями привязывает жену, – рассказала одна из женщин.
Иногда он признавался своим жертвам, что онанирует во время разговора с ними.
Этот случай попал на первые страницы газет по всей стране. Психиатр, который осматривал Берендзена, утверждал, что звонки были связаны с сексуальными издевательствами, которые он испытал в детстве. Пол МакХью, который был тогда директором факультета психиатрии Университета Джонса Хопкинса, сказал в программе «Ночная линия»:
– Такое поведение… это своего рода чужеродный знак, клеймо, отпечатанное на его теле в раннем возрасте, и мы совершенно уверены, что сами по себе подобные действия не приносили ему эротического удовольствия. Скорее это поведение – своего рода чудовищная зацикленность на том, что произошло с ним в детстве. И еще любопытство – испытывал ли кто-нибудь подобные вещи.
Получал ли Берендзен удовольствие от своих звонков, на самом деле не известно, однако ясно одно: он не мог думать ни о чем ином, кроме своих эротических фантазий. Все другие мысли просто растворялись. Сексопатологи часто называют такое состояние «трансом», считая одним из эмоциональных аспектов сексуального опыта. В книге «Сквозь горнило сексуальных отношений» Дэвид Шнарх рассматривает подобный опыт через призму интенсивности: «Глубина сексуального транса возрастает, по мере того как повседневная жизнь бледнеет и стирается и ее заменяет постоянная концентрация на сексуальной реальности конкретного момента». В начале человек еще привязан к повседневной реальности, он «сканирует окружение без связи с сексуальными отношениями». По мере углубления сексуального транса «повседневность бледнеет, и интересы сосредотачиваются на сексуальных отношениях», хотя человек сохраняет «восприимчивость к малейшим внешним сигналам». На самой сильной стадии сексуального захвата человек полностью выпадает из обычной жизни: «личность полностью растворяется в сексуальной реальности и теряет представление о событиях внешнего мира».
– Я знаю, что есть люди, – говорил Берендзен, – которых зачаровывает огонь, и они опускали в пламя руки. Такие действия не могут объясняться с точки зрения логики; осторожность и доводы разума ничего не значат для таких людей… Во время разговоров я все глубже и глубже погружался в пламя.
Азартные игры
История Ф. М. ДостоевскогоС пятью или десятью рублями в кармане Федор Достоевский отправлялся в казино. Спустя несколько часов писатель возвращался домой, безутешный, опустошенный и без единого гроша. Он просил жену простить его «омерзительную страсть».
День за днем Анна записывала мольбы мужа в дневник: «Он так трогательно говорил, что бранит себя за слабость… что любит меня, что я прекрасная жена и что он меня не достоин».
«Потом, – добавляет она, – муж снова просил у меня немного денег».
Все это длилось многие годы, и семья была на грани разорения. Каждый вечер одно и то же – замирание сердца, потом раскаяние, потом снова приступ безрассудства: «Федя умолял меня дать ему хотя бы два золотых, чтобы он мог подойти к игорному столу и испытать облегчение».
Анна уже не считала, что страсть ее мужа к азартным играм – это обычное «отсутствие силы воли»; напротив, это была «своего рода стихия, перед которой был бессилен даже человек с сильным характером. Это нечто… на что должно смотреть как на болезнь, которую невозможно вылечить».
Время от времени Федор возвращался домой сияющим от радости и спешил поделиться с Анной своим успехом за рулеточным столом. Анна надеялась, что эти редкие выигрыши позволят мужу заниматься литературным творчеством, но деньги слишком быстро заканчивались. Когда же выигрыши возвращались в казино, Достоевский обивал пороги ломбардов, пытаясь заложить зимнее пальто жены, ботинки и даже свое обручальное кольцо.
Анна изо всех сил старалась отвратить мужа от саморазрушительной привычки, но «дьявольская игра» сделала его рабом. В письме своему брату Михаилу Достоевский описывает волнения тех лет, связанные с деньгами: «А тут вдобавок приехал в Баден, подошел к столу и в четверть часа выиграл 600 франков. Это раздразнило. Вдруг пошел терять и уж не мог удержаться и проиграл все дотла. После того как тебе послал из Бадена письмо, взял последние деньги и пошел играть; с 4-х наполеондоров выиграл 35 наполеондоров в полчаса. Необыкновенное счастье увлекло меня, рискнул эти 35 и все 35 проиграл. За уплатой хозяйке у нас осталось 6 наполеондоров на дорогу. В Женеве часы заложил».
Периоды радостного возбуждения и горького отчаяния оставили отпечаток не только на отношениях Достоевского с женой, но и на его сочинениях. В начале литературной карьеры Достоевский, чтобы избежать долговой тюрьмы, подписал весьма необычный контракт с издателем Стелловским. Если писатель не предоставит законченный роман к 1 ноября указанного года, издатель получает права на публикацию всех сочинений Достоевского в течение девяти лет без выплат автору. В панике Достоевский менее чем за месяц надиктовал стенографистке Анне Сниткиной (которая еще не была его женой) почти автобиографический роман «Игрок».
Действие «Игрока» происходит в выдуманном немецком курортном городке Рулетенбурге. В романе описываются злоключения Алексея Ивановича, молодого гувернера, который одержим игрой – как в казино, так и в любви. С каждым поворотом колеса рулетки Алексей пытается освободиться от гнета обстоятельств – в частности, он влюблен в прекрасную, но недоступную Полину. Пока Алексей, сделав свою первую ставку, следит за крутящейся рулеткой, весь мир вокруг словно бледнеет и исчезает, а неумолимое время растягивается в сверкающую ленту. «Игроки, – пишет Достоевский, – знают, как можно человеку просидеть чуть не сутки на одном месте за картами, не спуская глаз с правой и с левой». Многие игроки в романе жаждали этого почти наркотического забытья: когда Антонида Васильевна, дама почтенных лет, видела, как подъезжает «сверкающий экипаж», она лишь небрежно поворачивала голову и спрашивала: «Это что? Чья карета?» «Но, – вздыхает Алексей, – думаю, она не слыхала моего ответа».
В панике Достоевский менее чем за месяц надиктовал стенографистке Анне Сниткиной почти автобиографический роман «Игрок».
По мере того как уменьшаются его шансы на успех в любви, игровой стол все сильнее притягивает Алексея. Он больше не думает о деньгах; он играет для того, чтобы испытывать удовольствие от риска: «И – о странное ощущение – я помню отчетливо, что мною вдруг действительно без всякого вызова самолюбия овладела ужасная жажда риска. Может быть, перейдя через столько ощущений, душа не насыщается, а только раздражается ими и требует ощущений еще, и все сильней и сильней, до окончательного утомления».
