В кульминационный момент всего романа это состояние блаженного отрешения прерывается только в тот момент, когда Алексей слышит, как другие игроки изумляются его выигрышу. Позднее он признает, что лишь в эти чудесные часы он не думал о своей безответной любви к Полине: «Я тогда ощущал какое-то непреодолимое наслаждение… хватать и загребать банковые билеты, нараставшие кучею предо мной».
«Они не различали, где заканчивается палец и начинается экран», – объясняет Наташа Шулл, антрополог, изучавшая игровую зависимость. Так в своем исследовании она описывала тех, кто был одержим игрой в видеопокер.
Все участники исследования Шулл рассказывали о том, что испытывали момент опьяняющего высвобождения: «состояние, в котором они больше не ощущали себя личностью в этом мире. У них больше не было социальной идентичности, они не чувствовали времени – все эти понятия исчезали. Время, деньги, пространство, существование других людей – этого больше не существовало. Существовало только одно это движение, только это непрерывное движение».
Для игроков целью игры было полное сосредоточение внимания, чтобы исключить все остальное. Объекты исследования Шулл сравнивали силу своего стремления играть – с магнитом, неумолимо и непреклонно притягивающим их. Когда они садились перед автоматом для игры в покер, время словно останавливалось; вскоре они входили в транс, действовали, как на автопилоте. Они могли сделать что угодно, лишь бы оставаться в этом измененном психическом состоянии – полностью поглощенными, нечувствительными к реальности – так долго, как только возможно. Многие могли часами оставаться в таком зачарованном состоянии. Хотя пациенты Шулл происходили из всех слоев общества, образование, воспитание и социально-экономический статус ничего не значили в их увлечении покером; для этих игроков все, что имело для них значение, находилось на экране, захватившем их внимание.
Такое желание освобождения – от боли, рутины, разочарований, от повседневной жизни – лежит в основе игровой зависимости. Для многих денежные потери быстро забываются, но никогда не забудутся ощущения в тот момент в казино. В конце концов, выигрыш или проигрыш не имеют значения – важно ощущение полного погружения. Как объясняет Шулл, создатели игрового автомата для видеопокера слишком хорошо разбирались в этой психологии. Игра так создана, чтобы гарантировать плавность хода: ничто не препятствует игре и не нарушает действия. «Игроки говорят, что их тело словно погружается в экран. Они говорят: “Меня здесь не было, я ушел”».
Тело
История Т. УильямсаЗахват приводит к ипохондрии, когда люди зацикливаются на своей физической уязвимости и не могут остановиться. Такие психологические страдания – следствие чрезмерного внимания к телесным ощущениям.
Теннеси Уильямс работал над рассказом под названием «Речь шагающей ноги». Когда писатель дошел до кульминационной сцены, он внезапно осознал, как бьется его сердце. Определенно, оно билось «сильно… и неритмично». У него не было под рукой ничего успокоительного, «даже стакана вина», как позднее запишет Уильямс в своем дневнике, но он внезапно вскочил из-за пишущей машинки и выбежал на улицы Сент-Луиса.
«Я мчался все быстрее и быстрее, как будто хотел убежать от приступа. Я добрался от университетского городка до бульвара Юнион в Сент-Луисе, не сомневаясь, что могу умереть в любую секунду. Это была инстинктивная, животная реакция, сравнимая с кружением кошки или собаки, сбитых автомобилем, которые носятся по кругу все быстрее и быстрее, пока не падают замертво, или со страшным хлопаньем крыльев обезглавленной курицы. Была середина марта. На деревьях вдоль улиц только что набухли почки, и каким-то образом эти пятнышки весенней зелени, мимо которых я мчался, постепенно оказали обезболивающий эффект – сердцебиение успокоилось, и я повернул домой».
Уильямс стал называть такие эпизоды «неврозом сердца»: физические симптомы, с одной стороны, вызываемые паникой и страхом, а с другой, вопреки здравому смыслу, – успокаивающие его тревожность.
В воскресенье, 29 марта 1936 года, Уильямс пишет в дневнике: «Сколько событий за прошедшую неделю! В среду получение приза за стихотворения. Не так страшно, как я ожидал. На самом деле легче и быть не могло. Никакой сцены. Никаких речей. Просто комната, полная пресыщенных элегантных старых леди, пара священников и несколько молодых поэтов. Милое солнечное место. И все равно – сердцебиение примерно пять минут. Потом чай и разговоры».
Спустя несколько лет, во время работы над одной из пьес, Уильямс пишет: «Мои нервы были натянуты до предела – невроз сердца мучил меня эту неделю, кризис был прошлой ночью – после нескольких предыдущих. Этим утром чувствовал себя очень слабым и больным – хотя чудесно спал. Снова почувствовал себя загнанным в угол – удивляюсь, как я буду справляться. Нужны какие-то внешние стимулы, чтобы взять себя в руки. Но какие?»
Несмотря на то что Уильямс снова и снова искал причину, похоже, в глубине души он понимал, что происходит: «Все это было так глупо, потому что страх намного хуже тех вещей, которых мы боимся… это страх вызывает все страдания, ужасное напряжение, агора- и клаустрофобию, нервное расстройство желудка, бурление в животе».
Уильямс нашел облегчение в алкоголе и седативных препаратах, которые помогали справиться с неприятными физическими ощущениями: «Прямо сейчас – болезненный укол в сердце. Я обратился к старому доброму скотчу… Полагаю, что вообще-то я достаточно спокоен. Я принял секонал[9] и сделал глоток… это единственная вещь, единственная, которая приводит мой разум в равновесие, и ночь проходит, как будто ничего не случилось».
Частые приступы сердцебиения и тревожности привели к тому, что Уильямсу действительно было необходимо «брать с собой фляжку виски, куда бы я ни шел». От докторов было мало помощи.
Летом 1934 года, в Мемфисе, у Уильямса случился роман с одним молодым человеком. Сидя со своим новым возлюбленным за обедом в отеле «Пибоди», Уильямс снова почувствовал приступ сердцебиения. В панике он позвал доктора.
«Эта дама оказалась очень плохим врачом. Она дала мне какую-то успокаивающую таблетку, но мрачно сообщила, что мои симптомы – самой серьезной природы. “Вам все надо делать осторожно и очень медленно”, – сказала эта мрачная дама. И сообщила мне, что – со всей осторожностью и медлительностью – я смогу дожить до сорока!»
Через несколько десятилетий в некрологе, опубликованном «Нью-Йорк Таймс», можно было прочитать:
«Теннесси Уильямс, чьи оригинальные пьесы и поэтичность были главной опорой послевоенного американского театра, скончался вчера в возрасте 71 года. Его нашли мертвым примерно в 10:45 утра в номере отеля “Элиси”, на Восточной 45-й улице, который он занимал. Официальные лица сообщают, что смерть наступила от естественных причин и что он лечился от заболевания сердца».
