Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
— Держи, — удивился такой порывистости нового знакомца Байбуз, но вида не показал. Мало ли какая причина у человека может быть.
Тарас принял от запорожца кисет и бережно вытер с него налипшую грязь.
— Он самый, отцовский… — прошептал негромко.
— Узнаешь вещицу, что ли? — Лис тоже спешился и подошел ближе.
— Моего отца кисет, — подтвердил Тарас. — Вот тут, в углу, видите? Буква «К» улеглась спиной на перекладину «Т». Отец подшучивал еще: мол, лучший герб для дозорного даже придумать трудно. Вся сущность сторожевой службы, как на ладони — взгромоздиться повыше, да ноги задрать.
— И опять таки, у меня не выходит из головы тот нательный крестик… Наверняка не пасечников был… — задумчиво поскреб грудь Остап.
— Тот, что в кисете хранился? — уточнил Тарас.
— Ну, да. Я же рассказывал уже… Когда мы спросили Панька — православный ли он, — так этот сучий сын, крестик из кисета достал. Мне тогда это всего лишь странным показалось, а теперь, думаю, что и крестик у Рудого тоже чужой. Свой, уж точно, в табаке хранить не стал бы, верно?
— Если свой вообще имелся когда-либо… — прибавил хмуро Лис. — Эх, и как мы так опростоволосились…
— Верно, — не менее сумрачно согласился Остап. — И как мы сразу не сообразили? Не зря говорят: если Господь хочет наказать человека, то отбирает у него разум.
— Ну, судя по тому, что вы все остались живы и даже целы — Всевышний вас только пожурил немного, вразумил, так сказать… — шутейно произнес Куница-Павыч, а сам тем временем распустил шнурок и сунул руку в кисет.
— Есть! — воскликнул в тот же миг радостно и вытащил наружу нательный крестик. — Братцы, гляньте! Клянусь всеми апостолами, это моего отца! Значит, жив отец, жив!
«Так вот что спину Призраку жгло! — сообразил Василий. — Ох, и многогрешен был разбойничий атаман, если даже такую малую святость хребтом чувствовал. Прости и помилуй его душу, Господи».
— Не спеши радоваться, парень, — осадил Тараса Лис. — Я не хочу сказать ничего дурного, но с чего ты взял, будто батька твой жив? Крестик-то с живого казака вряд ли бы кто снять сумел…
— Вот именно, — не совсем внятно подтвердил Куница-Павыч. — Отец тоже так думал, когда хотел мне знак подать. Потому что никому, кроме него самого, не пришло бы в голову спрятать крестик в кисет, зашить в седло и — передать вместе с остальными вещами домой.
— Не понятно говоришь… — помотал головой Семен.
— Да, ну как же… — торопливо заговорил Тарас, с той же поспешностью желая убедить и самого себя. — Если казак погибнет, и есть время на погребение, то товарищи похоронят его вместе с нательным крестиком, верно? Верно. Ни одному христианину даже в голову не придет такое богохульство — снять с покойника крестик. Хоть бы тот был из чистого золота и весил изрядно. А если казак завещал реликвию сыну передать, то в кисет, чтоб не потерять, могут и спрятать, да и то — сильно сомневаюсь. Но уж, как не крути, а в кульбаку зашивать все это точно не станут.
— А если похоронить не смогли? Некому было, — и тело нашли басурмане или харцызы? — задумался Остап.
— Глупость говоришь, — отмахнулся от товарища Лис, отвечая вместо Куницы-Павыча. — Эти, конечно, могли б засунуть крестик куда угодно, но уж точно не передали б добро сыну ограбленного ими мертвеца! Я, Тарас, вот чего в толк не возьму. По всему выходит, что Панько Пасечник шел к тебе?
— А что? — удивленно вскинулся Байбуз. — Очень даже… Седло ведь у него и в самом деле с собой было. Только, откуда ты об этом прознал, если вы с ним еще не встречались? Странно, однако?
— Не так все, — отмахнулся Тарас. — Седло отцовское мне товарищ его, казак Иван Непийвода передал. Уже два года как… Только я заглянуть под подкладку не догадался. Вернее, догадался, но только позавчера… А Босоркун его у меня из рук выхватил, и был таков. Кстати, вот вам и ответ: кто на самом деле Панько Рудый. Раз все мое имущество у него оказалось…
— Неужели сам черт?! — всплеснул руками Остап.
— По всему выходит, что так… Либо кто-то очень ему близкий. Родня, так сказать… по бабушке.
— Странная история… — хмыкнул Байбуз. — Но, зачем твоему отцу все эти прятки затевать понадобилось? Неужто нельзя было как-то по-другому весточку домой передать? Менее запутанно?
— Значит, была у него такая надобность, — отозвался, задумчиво супя брови, Лис. — Я не очень хорошо знал Тимофея Куницу, но столь глупо шутить ни один казак бы не стал… А если не шутил, значит, хотел, чтоб весь мир, кроме родного сына, считал его погибшим.
— Это ж каких могущественных врагов надо себе нажить, чтоб самолично — собственную кончину организовывать? — удивленно покрутил головой Байбуз. — Может, за ним тоже черти гнались? Если до сих пор успокоиться не могут? Вот только, чем запорожец сатане так насолить сумел? Интересно…
— Эка невидаль, — не согласился с парнем Семен. — Черти, не черти, а грехи перед панским законом почитай за каждым запорожским товарищем водятся. И никому, кроме кошевого исповедника, о том не ведомо. А иначе, зачем бы на Низовье, всем прибывшим, новое прозвище давали?
— Чтоб равными промежду собой казаки стали, хоть шляхтич, а хоть панский холоп.
— И чтоб ни одна ищейка не смогла разузнать: кем человек в прежней жизни был, — уточнил Лис. — Каждый, принятый в Кош[23], новую жизнь начинает, и только его товарищам по куреню решать — достойный он человек, или ничтожество. Имеет право ряст топтать, или лучше самим утопить его, как слепого кутенка, — от греха подальше и для успокоения совести. Вот и выходит: раз затаился казак, значит, веские причины на то имел. А сыну дал о себе знать, потому как ниоткуда больше помощи не ждет. И только на него одного всю надежду возлагает.
— Вот здорово!.. — восхитился Остап. — Точь-в-точь, как в излюбленной байке деда Карпа!.. — и глядя на недоумевающее лицо товарища, продолжил. — Ну, помнишь, в которой говорится, как казак Иней спускался в ад, чтоб освободить от вечных мук душу своего отца.
— А-а-а… — протянул Лис. — Понял. Только он Инеем уже после возвращения стал. Потому что поседел весь за одну ночь, проведенную в аду. Похоже, — поскреб бритый затылок Семен. — Ты как, парень, в подземное царство заглянуть не собираешься? Компании не ищешь? А то мы радо пристанем, верно, Остап?
— Благодарствую, — поклонился казаку с усмешкой Тарас, у которого при мысли, что отец жив, сразу потеплело на душе и чуточку отлегло от сердца. — Я в ад не тороплюсь. Но, если придется, будьте уверены — казацкой чести не посрамлю. А если и вы мне подмогнете чуток в этом деле, то мы такого жару рогатым зададим, что им от серы тошно станет. Ха-ха-ха…
Вслед за Куницей-Павычем рассмеялись и запорожцы. Только Пайда, на всякий случай, отошел чуть в сторону от молодого ведуна. Зверь хоть и не понимал значение слова «ад», но чувствовал, что место это наверняка, такое же вонючее, как давешний обманщик гость, и не хотел попасть туда даже случайно.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
