Мы опасались, что кто-нибудь нас заметит и отправит домой, а потому первый день держались вдали от проторённых каналов. Когда мы оказывались в тупике, что случалось часто, приходилось тащить каноэ по грязи и камышам. Те Труа шёл впереди, а я за ним. Жюли и Тит несли наш скудный багаж. Потом мы плыли дальше.
Я указывал путь, читая книгу звёзд и растений, или следил за черепахами, которые в это время всегда плыли к морю. Мы же без устали двигались в противоположном направлении — на север. Иногда я тайком рассматривал Те Труа. Он был похож на красивого лесного зверя. Думал ли он о том, что творится дома? Я знал: стоит мне об этом спросить, Те Труа ответит что-нибудь про своего брата Чака и телеграмму, которую мы якобы отправим из Нового Орлеана.
Жюли и Тит тоже не думали о доме, но по другой причине: из их дома хотелось сбежать как можно скорее. Значит, я оставался в одиночестве. Четырёхглазый Эдди, шаман в очках, книжный мальчик, выросший на болотах.
Тем временем каноэ снесло в большую реку шириной по крайней мере шагов в двадцать, и сильное течение оттаскивало нас назад. Я посоветовал Те Труа подойти к берегу ещё ближе, туда, где течение ослабевало, и мы пошли вверх по реке, продираясь сквозь грязь и низкие стебли тростника. Было около десяти вчера. Уже стемнело.
— Я хочу есть, — сказала Жюли. — И Тит устал сидеть. Когда сделаем привал?
— Скоро, — ответил я. — Видишь вон то тёмное пятно над деревьями? Это филин охотится. Значит, там земля.
Жюли украдкой посмотрела на меня, словно подумала: «А Эдди-то, оказывается, полон сюрпризов». И она была права. Никогда ещё я не чувствовал себя таким свободным и взрослым, как здесь, в байу.
Каноэ коснулось дна и увязло в грязи. Те Труа первым спрыгнул в воду, которая доставала ему до колен, и вытащил лодку на берег. Когда я выбрался из каноэ, то еле держался на ногах. Жюли была бледна, а Тит спал на ходу и крепко сжимал в руке часы, словно куклу вуду.
Днём мы наловили больших красных креветок. Те Труа развёл костерок, и мы жарили на нём креветки, пока те совсем не почернели. На вкус они оказались сладкими и нежными, с сырой серединой и слегка подгоревшими краями. Я никогда в жизни не ел ничего вкуснее. А Те Труа словно хотел сожрать креветки целиком, вместе с панцирем. После ужина лицо Жюли осветила широкая, как полумесяц, улыбка.
Те Труа завершил свою трапезу, громогласно рыгнув, вытер рот рукавом и объявил:
— Так-то лучше.
— Что за манеры! — воскликнула Жюли, но тут же сама рыгнула, и довольно громко.
Тут мы все захохотали, и даже Тит засмеялся красивым журчащим смехом. Мы сидели в отблесках костра, а сверху простиралось беззвёздное тёмное небо. Во влажном ночном воздухе слышалось тихое стрекотание.
— Надо бы немного поспать, — предложил я. — Если я не ошибся в расчётах, завтра мы пересечём Сальвадор и будем на месте.
— Сальвадор? — переспросила Жюли.
Те Труа ковырялся в зубах тонкими ножками креветки:
— Что за Сальвадор?
Я хорошо помнил книги отца по географии.
— Это озеро сразу к югу от Нового Орлеана, — объяснил я. — Оно, должно быть, огромное. Там и кончается байу. Пересечь его непросто, но если получится, мы будем в городе ещё до вечера.
— Тогда лучше придумать план, — предложила Жюли, — я хочу сказать, нам надо добраться до Чикаго. Но как? Мы даже точно не знаем, где это!
— Знаем. Это на севере. И очень далеко.
— Вот именно. Мы же не можем пойти туда пешком.
Те Труа потянулся, как будто этот разговор до смерти ему надоел.
— По-моему, мы уже об этом говорили, — сказал он. — Придумаем что-нибудь. Деньги у нас есть. И мы можем продать каноэ.
— И пистолет Джека.
Честно говоря, я немного обижался на Те Труа. С тех пор как он нашёл пистолет в кармане редингота, он ни разу не дал мне его подержать.
Мой друг протяжно зевнул:
— По мне, так волноваться не о чем. Тем более что я устал, как собака.
И действительно, Те Труа ещё не закончил говорить, как растянулся на боку и заснул, положив под голову сложенные, будто в молитве, ладони.
— Никогда такого не видела, — улыбнулась Жюли, — он и вправду устал.
Я же не мог выкинуть из головы слова Жюли. Она была права: добраться до Чикаго трудно, и найти дорогу предстояло именно мне. Ведь я был старше остальных и знал волшебство индейцев и магию белого человека.
Но, честно говоря, мне было страшно. Те Труа всегда говорил, что я плакса и слабак, чуть что — сразу в слёзы. Раньше я так не думал, но вдруг он прав? Может, я и вправду трус. Может, мне лучше бросить эту безумную затею и вернуться домой, в безопасное место. Мальчик со ста двенадцатью (уже со ста тридцатью двумя) Страхами не подходил для такого путешествия.
— Ты чего, Эдди? — спросила Жюли.
Она придвинулась ближе и положила голову мне на плечо. От Жюли исходил приятный сладкий аромат, напоминающий запах жжёного сахарного тростника. Её голова оттягивала мне плечо, а длинные волосы рассыпались по рубашке.
Я опустил глаза и заметил, что она тоже заснула. Тит, как всегда, отрешённо смотрел куда-то вдаль за кромки деревьев. Кто знает, о чём он думал.
— Остались только мы с тобой, да, Тит? — тихо спросил я.
Он молча подошёл, растянулся на земле и положил голову на мои ноги. «Вот так», — подумал я. Все спали, а Эдди-шаман бодрствовал и разговаривал с ночью. Филин, которого мы видели раньше, протяжно заухал в темноте. Его голос походил на ворчание старика.
И тогда я понял, что он хотел мне сказать. Филин говорил, что я могу больше не бояться.
11. Новый Орлеан
Мы приплыли в Новый Орлеан на рассвете. Из нас четверых раньше в городе был только я. Однажды зимой папа отвёз меня в Новый Орлеан к доктору, который называется «окулист», чтобы тот выписал мне очки. Очками я остался очень доволен, ведь без них я мало что видел. Тогда Новый Орлеан мне совершенно не понравился. В городе воняло, меж тесно стоящими домами ходили толпы людей. В городе было влажно, страшно холодно и грязно. Очень-очень грязно. Сейчас же, летом, стояла удушающая жара. Я почти выбился из сил, и, может, у меня даже немного поднялась температура.
Пересечь озеро Сальвадор оказалось труднее, чем мы думали. Пришлось мне сменить Те Труа и часами грести под палящим солнцем, рискуя получить удар. И, словно этого мало, мы несколько раз долго тащили каноэ посуху, и теперь у меня болели плечи и спина, а всё тело чесалось от комариных укусов.
