— Ах так! — взрычал Павел и поправил на шее медальон. Маша погладила пальчиком свой. В комнате стало тихо, как перед бурей.
— Паш, где ты берешь такую страсть ко мне?
Павел промолчал. Он плотно прижался к любимому телу, провел рукой по бедрам, горячась и вздрагивая. За окном послышалась торопливая речь. Кто-то кого-то уговаривал. Слова сыпались сумбурно, и смысл их до Павла не доходил. Плеск волн смазывал интонации. Раздался звук пощечины и вслед за ним торопливый скрип весел в уключинах. Маша прыснула и посмотрела на Павла. В их жизни пощечинам не было места, однако кто-то же кому-то их отпускает…
— Паш, как ты думаешь, за что она его наградила?
— А может, это он ее?
— Не говори мне, милый, что настоящий француз способен ударить женщину.
— Однако настоящий француз может ударить другого настоящего француза.
— Хи-хи-хи… — снова залилась Маша. — Ты на что это намекаешь, противный?
Маша говорила, не открывая глаз, каждый раз удивляя Павла этой своей способностью произносить что-то во время любовной игры. Павел так не мог. Он смотрел на ее шевелящиеся губки, и горячая воронка втягивала его в свою сладкую глубину. Чувственные сполохи поглощали все его существо. Маша же, напротив, могла щебетать, как маленькая птичка, покинувшая клетку и вкусившая дикой воли. Жар поднимался к вискам, пьяня разум. Затем стекался к бедрам, заполонял живот, следуя за движениями восхитительно скользящих по телу рук: мышцы налились звериной легкостью и обостренной чувствительностью. Естество, ограниченное только телом любимой, становилось тугим и огромным. Легкое щекочущее ощущение собиралось в одной точке и уже не отпускало, стремительно нарастая, подобно шуму приближающегося поезда. Не остановить эту мощь… Вот чувственный шок, удар, толчки крови в ушах, дыхание прекращается, тело сжимается в один упругий комок нервных нитей, и взрыв… Нет, лавина… Она бьет и бьет всей своей массой, отражаясь от лона и возвращаясь в него…
— Хоть эксперимент сегодня прошел не совсем удачно, зато жизнь все поставила на место, — прошептала Маша и закрыла глаза…
Вечером следующего дня опыты были продолжены. Однако в том, что эксперимент производится между супругами, Симона усмотрела недостаток — информация может быть искаженной, поскольку супруги могут чувствовать друг друга и на расстоянии, и без специального прибора. В связи с этим после непродолжительного обсуждения решено было расширить рамки эксперимента, для чего следовало поменяться партнерами. Начали с Толика и Маши.
— Вы как хотите, а я боюсь, — с неохотой выдавил Павел.
— Чего ты боишься? — спросил его Толик.
— Ну… вот… вдруг ты будешь… э-э-э… неудержим, — наконец нашелся Павел. — Мало ли что может произойти! Еще попрешь!
— Павлик, — подключилась Маша, — все будет хорошо. Раз наука требует, сделаем все, что в наших силах! — Маша расправила юбку на коленках и выразила готовность приступить к опыту. Симона озабоченно потерла виски кончиками пальцев. На ее лице тоже боролись два чувства. Сподвижничество ради науки и простая человеческая ревность. Наконец лицо ее приобрело непроницаемое выражение, и она приняла решение.
— Начинаем! — Раздался щелчок тумблера.
— Гы-гы-гы-ыы-ы… — послышалось через некоторое время со стороны Толика, повернутого к стене. Маша с легкой улыбкой смотрела эротический ролик. Гигант снова засмеялся.
— Ох-хо-хо-ха-а-а-а, — загоготал Толик, тряся головой.
Павел напрягся. Внутри него проснулся страж спокойствия дома. Он внимательно следил за поведением подопытной пары, готовый в любой момент сорваться с места. Маша уже не смотрела на ролик, а просто прикрыла глаза и сосредоточилась на чем-то своем. Толик то смеялся, то пыхтел, как паровоз, ерзая в кресле, которое уже начало угрожающе поскрипывать. Маша наклонила голову, под ее челкой пролегла небольшая морщинка, свидетельствующая о напряженной мозговой работе. Вдруг Толик заговорил. Речь его была сбивчивой, а смысл ее удивительным. Он вещал тонким голоском. Голосок был женским. Изредка речь прерывалась мужской репликой. Дуэт в сольном исполнении Толика местами состоял из цитат, взятых из Библии, и старинных апокрифов. Неожиданно гигант встал и смешно засеменил походкой Чарли Чаплина вокруг своего кресла. Симона удивленно смотрела на ужимки Толика и была немного растеряна. Наконец Толик уселся в кресло и просто заснул.
Несколько минут участники научного процесса молча наблюдали за спящим. Толик стал похрапывать, выделывая носом рулады вперемежку с художественным свистом. Симона потянулась к тумблеру и отключила аппаратуру.
— Как видите, господа, — начала она подводить итог, — сегодняшний этап совершенно не лезет ни в какие ворота. Неожиданно, прямо скажем!
Симона подозрительно посмотрела на Машу и спросила:
— Как такое могло произойти? Почему эксперимент пошел по пути фарса?
— Потому что я решила представить себе все именно таким образом, — ответила Маша. — Бьюсь об заклад, такого поворота никто не предусмотрел!
— Так-так-так, — начала Симона, — действительно, как-то мы сосредоточились на эротическо-сексуальном аспекте и совершенно проигнорировали другие нюансы человеческого общения! Это тоже результат. Спасибо, Маша! Смею предположить, что страх и любопытство, зависть и ревность также могут быть предметами нашего исследования.
— Могут, но не должны, — начала объяснять Маша. — Я так думаю, хотя все, что ты перечислила, возможно. Сами видели. По-моему, кое-что проясняется в печальной судьбе Евгении. А именно, ее необъяснимое чувство к Пьеру, повлекшее за собой разрыв отношений с господином Эдисоном. Более того, важно, кто диктует направление чувств! Возможно и другое применение свойств приборов. Понимаете меня? А вдруг кто-нибудь станет внушать другому ненависть или, еще того похуже, что-нибудь разрушительное? Я хочу этим сказать, что применение вновь открытых свойств должно быть строго избирательным. Иначе недалеко до беды. Вспомните, что писала Евгения. Когда медальон оказался на шее у Пьера, художник, понимая это или не понимая, сумел внушить бедной девочке страстную любовь к себе. В то время как она любила Томаса и место в ее сердце было занято. Таким образом, Пьер насильственно разбил ей сердце и… нарождающуюся семью. И еще! Не всякий человек подвластен другому. Я думаю, что внушать другому свой чувственный мир и воспринимать чужой сможет не каждый. Я считаю, что среди множества людей есть подходящие друг другу и есть несовместимые. То есть мне Толик внушить что-либо вряд ли сможет. А я ему, получается, могу! Так же и Павел может воздействовать на другого человека. Таким образом, открытое нами свойство медальона…
— Это просто усиление способностей! Которые или есть, или их нет, — договорила за Машу Симона.
— Да, так, — подтвердила Маша.
— На сегодня, пожалуй, хватит. А в перспективе надо будет скорректировать направление наших исследований в сторону поиска сильного характера, способного внушать, то есть — сильного передатчика. И, с другой стороны, интересно бы выделить сильного приемника ощущений. Пока Маша — сильный передатчик, а Толик — сильный приемник.
