Довольные результатами, друзья покинули лабораторию.
— Маша, ты сильный внушитель, — заигрывал с женой Павел на заднем сиденье такси. — Толик смотри как выплясывал, чем ты его покорила?
— Я представляла себе многое. Сначала внушила ему, что он чижик.
— Кто-кто?
— Чижик. Помнишь песенку? «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две, закружилось в голове…»
— То-то, я смотрю, Толик гоготал, как… пыжик пьяненький, а потом в пляс пустился. Надо с тобой поосторожней, а то ты ненароком еще похмелье внушить сможешь…
— Я же не злодейка, Паша, чижика я могу, а вот похмелье нет, наверное.
— Маш, а ты можешь внушить мне, например, что я в Древнем Риме?
— Надо попробовать, — хихикнула Маша. — Вот приедем в «Ковчег», поужинаем, и я тебя перемещу в Рим…
— Только не в рассвет демократии. Там одни идеалисты и гомосексуалисты. Лучше уж во времена развратного декаданса.
— Так уж и быть… — кивнула Маша.
На следующий день в фокусе научной мысли предстояло оказаться Павлу и Симоне. Симона должна будет смотреть в монитор, Павел — ловить ее ощущения.
— Симона, ты это… не очень-то, — проговорил Толик, пряча глаза в узорах линолеума лабораторного пола.
— Анатолий! Ты ведь понимаешь, что дело не в том, что… в общем, это очень важный для науки шаг! Возможно, мы с Павлом будем первыми, кто решится на такое ради познания истины!
— Оно, конешно, истина! Однако ж и меня надо понять, я же не железный, смотреть на вас в одной упряжке, хотя воевал в горячих точках…
— Ну так ты представь, что сейчас здесь, в этой лаборатории, находится горячая точка! Может быть, для всего человечества!
— У меня это… силы воли хватит, у меня ее до фига и больше! — приосанился Толик, разворачивая грудь так, что затрещала ткань костюма и тоненько свистнула пуговица, отрываясь и закатываясь под стол.
— Ну вот, милый, ну вот и договорились. Занимай рубеж обороны и держи линию, вдруг кому-нибудь из нас станет плохо. А ты тут как тут. Раненых на носилки и… в медсанчасть, под пулями недремлющего противника…
— Ладно, понимаю, не дурак, человечество… цель… задача и все такое…
— Маша, ты как, остаешься или выйдешь? — спросила Симона, сильно волнуясь за возможные непредсказуемые результаты.
— Если ты не против, я тут с Толиком в резерве останусь! Паша для меня — все! Ну и… человечество… конечно… Где у тебя ампулы с нашатырным спиртом? — И Маша проследовала в направлении, куда Симона указала ей рукой.
Потом Симона уселась перед телевизором и положила руки на пульт управления.
— Внимание! Начали!.. Ой!!!
— Батюшки-светы! — крикнул Павел во все горло. — Спасибо, братцы, что вы меня повернули к стене…
— Что-что? — осоловело пропищала Симона и выключила пульт.
— Щас… я щас… — частил Павел, глубоко и часто дыша.
Через десяток минут, пока подопытные отдыхали, а Толик с Машей осматривали каждый свою супружескую половину, стараясь не пропустить ничего из того, что можно было бы истолковать в пользу отказа от продолжения опыта, Симона сформулировала первое впечатление:
— Вот это да!
— Объясни, пожалуйста, понятней, — потребовала Маша.
— Шоб и мы прикололись, — с чувством железобетонной уверенности добавил Толик. Симона с сомнением посмотрела на Павла, и тот решился, как мужчина, начать первым:
— В общем, я ощутил… э-э-э… мгновенное наполнение… а-а-а… моего несуществующего… ээ-ээ, влага… лона… э-э-ээ… чем-то… тепло-твердым… упругим…
— А я… — немного помедлила Симона, — испытала ранее неизвестное мне ощущение проникновения своим несуществующим мужским членом внутрь вагины, — аналитически четко сформулировала Симона свои ощущения, оправившись от шока быстрее Павла, чем только подтвердила в глазах присутствующих свой несомненно высокий профессионализм ученого.
— Ну и как оно? — просипел Толик. Физиономическая феерия отразила комплекс его противоречивых ощущений.
— Непривычно. Я бы сказала с большой долей вероятности, что просто здорово! — закончила свою мысль Симона. — Если учесть, что опыт продолжался не более минуты, то результат я бы назвала потрясающим.
— Теперь представьте себе, — прогрессивно заговорила Маша, — только представьте себе, это же революция в сексе. Можно позволить себе обмен ощущениями! После, разумеется, всесторонних комплексных исследований. Мы можем указать человечеству путь к новому уровню бесконтактной чувственной совместимости.
— Но… это же ударит по основным социальным принципам устройства человеческого сообщества, — неожиданно сменила свою позицию Симона.
— Что? Каким принципам? — не удержался Толик, с трудом следя за обменом мнениями между Симоной и Машей.
— По моногамности, а следовательно, по семейным устоям. По уже сложившемуся в мире балансу однополых браков. Поясняю свою мысль, — откашлялась Симона и, обхватив руками плечи, стала ходить взад-вперед. — Лица с неустойчивой психикой в погоне за новыми ощущениями, освободившись от моральных ограничений, начнут мигрировать в полигамию.
— Ну и что в этом страшного? — спросила Маша по инерции, однако в ее голосе зазвучало некоторое сомнение в целесообразности подобной расширительной программы человеческой практики.
— Кроме того, могут иметь место семьи из четырех и более членов, — как бы не слыша этой Машиной реплики, продолжила Симона мысль, которая ее захватила.
— И более… членов? — попытался ухватить смысл научного диалога Толик. Павел, не успев особенно вникнуть в набиравшее ход обсуждение, едва успевал крутить головой, переводя взгляд с Симоны на Машу и обратно. Поворачиваться к присутствующим всем корпусом ему было еще рано, и, вывернув шею, он изнывал в кресле.
— Наконец, этот путь может привести к свальному греху, что также неблагоприятно скажется на моральном климате сапиенса, — выкристаллизовывала суть Симона.
— В вопросах морали передовые рубежи за церковью! — внесла ясность Маша, подкрепляя свою убежденность поднятым вверх розовым пальчиком. — Отцы церкви неустанно следят за здоровьем человечества, невзирая на конфессиональную рознь.
— И уж будьте уверены, что-нибудь придумают, — изящно влился Павел.
Толик хлопнул себя по коленям и, махнув рукой на разгорающиеся дебаты, полез под стол, обнаружив отсутствие пуговицы на лацкане пиджака. Не соизмерив своих габаритов, он задел тумблер на пульте управления, но никто этого не заметил. Пульт включился, когда спор пошел с новой силой.
— Это еще надо посмотреть, как такие новшества будут восприняты широкой общественностью! — с нажимом произнес Павел, вставая наконец из кресла.
— Паша, ты же сам потихоньку пользуешься плодами этих новшеств, а людей хочешь лишить их. Не кажется ли тебе, что это не слишком великодушно? — сделала шаг вперед Маша, поигрывая медальоном.