«С тех пор я пью вино из белой чаши Вместе с бесстрашным вождем войны, Мирриддин имя мое, сын Морврина».
Мирриддин — так называли его лично знавшие Мерлина люди. Позднее, в эпоху создания легенд о нем, короле Артуре и Камелоте, имя волшебника изменилось, приобретая привычные для нашего слуха формы. А вот на родине Мерлина его по-прежнему называют Мирриддином. Вино из легенды он пил в крепости Брин Мирддин (холме Мерлина) на окраине маленького южноуэлльского городка Кармартена, или, иначе, Каэр Фирддин (города Фирддина, опять же того самого Мирриддина).
В этом городке обязательно следует побывать, если вам действительно хочется приблизиться к реальной истории Мерлина. Именно здесь он получил свое имя. Но при каких обстоятельствах?
Король Кустеннин по прозвищу Рогатый считал новорожденного свои личным врагом. Он нашел маленького Мерлина в башне Бели и приказал аббату Маугану завязать ребенка в мешок и бросить в воду, пока прибой не унесет его и вечно отверстая утроба моря не поглотит Мерлина. Но перед гибелью мальчика король дал ему имя Морская твердыня, то есть Мирриддин, свершив тем самым первую часть древнего кельтского пророчества о рождении великого мага.
Это было не просто утопление младенца, а древний ритуал омовения в морских водах. В мешок маленькому Мерлину положили чашу белого стекла. Такие чаши в пятом столетии обладали ценностью, сравнимой с ценностью кубков из чистого золота. Археологи до сих пор находят подобные предметы белого стекла в захоронениях князей. Следовательно, младенца, который впоследствии станет знаменитым магом, уравнивали в правах с самыми знатными персонами того времени. Вероятно, королю Кустеннину было отчего бояться Мирриддина. Вполне возможно, как гипотетического соперника в борьбе за престол.
Согласно легенде, мешок с младенцем не утонет, а повиснет на кольях в рыболовной запруде. И это тоже часть священной мистерии кельтов. Мерлин как бы повисает на Мировом древе. Том самом, на котором висел бог Один (по-другому Вотан или, как его называли кельты, Ллеу) в течение девяти дней, желая обрести Истинную Мудрость. Мерлину суждено провисеть на кольях в рыболовной запруде точно такое же время, пока младенца не подберут друиды.
Поначалу ребенок Мирриддин должен был учиться познавать жизнь земли, растений, животных, моря и облаков. В малом и повседневном он должен был заметить Великое, поняв, что все это клеточки космического организма — бесконечности.
«Вечно странствуют облака и море, земля и скалы, деревья, животные и человек, планеты, солнце и галактики», — могли бы сказать учителя Мерлина.
«Это — дыханье Вселенной, что является одновременно частью безграничной божественности. В космосе нет ни начала, ни конца. Космос таит в себе все возможности прошлого, настоящего и будущего» — эта идея была основной в учении друидов.
А потом настанет его пора направиться в Стонхендж к алтарному камню за посвящением.
Вот как описывает Эдуард Шюре посвящение Мерлина:
«Ночь опустилась на землю. Мерлин взобрался на камень доказательства и слушал удаляющееся пение хора бардов. Вскоре на землю опустился туман. Его длинные языки взобрались на камень вдохновения и поглотили его целиком. Мерлину показалось, что в тумане он видит, как гримасничают посланцы ада и улыбаются феи. Спал ли он или бодрствовал? Иногда его лица касалось нечто, похожее на крылья летучих мышей. Вскоре страшная буря обрушилась на землю. Мерлин вжался в камень, чтобы ураган не унес его с собой…
Когда пришли барды, Мерлин уже встал с первыми лучами солнца. Они увидели в его руках серебряную арфу, а на шее у него висела пятиконечная металлическая звезда на медной цепи. По этим знакам Талиесин понял, что его ученику были дарованы способности мага и прорицателя».
И именно в Стонхендж впоследствии Мерлин приведет будущего короля Артура. Тоже за посвящением. О Стонхендже он вообще никогда не будет забывать. Как, впрочем, не забывали о нем и остальные друиды. Так что не удивительно, что идея друидического происхождения Стонхенджа долго продолжала жить и укрепляться в национальном фольклоре Британии, становясь его неотъемлемой частью.
И это при том, что уже Уильям Стакли не считал реальной мысль о друидических жертвоприношениях на перекрытых плоскими камнями мегалитических конструкциях. В своих неопубликованных записках он писал о друидах и приписываемых им алтарях, что мы «никоим образом не можем разделить их, пожалуй, лишь упомянуть, что некоторые из них слишком для этого высоки: как нелепо было бы представить себе жреца взбирающимся по лесенке на глазах у всего народа, чтобы исполнить обряд. Это выглядело бы непристойно и ослабило бы их почитание».
Но это Уильям Стакли так шутил.
На самом деле совсем недавно я наткнулась на статью Елены Соболевой, мастера традиционной усуи и тибетской рэйки, посвященную камню-символу: «Стонхендж — врата в иное измерение». Здесь вновь говорится о ритуале порога, хотя напрямую вроде бы так все происходящее с автором и не называется.
Соболева неоднократно бывала в Англии и всякий раз старалась посетить Стонхендж.
А потом описывала то, что кто-то назовет литературной инсинуацией, а кто-то — видением:
