Томас сделал ее на уроках труда.
Другие делают скамеечки, кухонные доски и подсвечники. Томас делает только таблички.
В паяльной мастерской помещается только один человек. Поэтому Томас делает табличку за табличкой.
«Добро пожаловать к семье Карск», «Добро пожаловать в Сэвбюхольм». Добро пожаловать, черт тебя дери, добро пожаловать!
Наконец они отпускают Томаса. Ему трудно дышать, он падает на четвереньки.
В то же мгновение мама Томаса открывает входную дверь и взволнованно кричит:
— Томас, это ты?
Она выбегает, не обувшись. Леннарт и Стефан исчезают. Юха стоит на месте как приросший.
Он снова на той прогалине, где делал «ангела» в снегу. Зима. Он один. К нему кто-то приближается. Ангел. Демон. Он не может бежать. Ноги тяжелые, будто свинцовые.
— Что случилось? — перепугано кричит мама Томаса, отряхивая его от снега. — А плащ-то, мой Liebling[20], он же весь изорван! Они снова тебя избили!
Она ерошит ему волосы.
— Да?
— Ничего, — бормочет Томас сквозь зубы.
— О, Junge[21], я же вижу! — говорит мама и отпускает его. — А твой друг помог тебе добраться до дома. Какой храбрый!
Она убирает прядь волос со лба и протягивает Юхе руку:
— Я мама Томаса. Как хорошо, что ты ему помог. Пойдем, я дам вам морса с булочками.
— Мне надо домой, — шепчет Юха.
— Нет, — протестует мама Томаса, — мы должны как-то тебя отблагодарить. Разве не так, Томас, Liebling?
— Да, — шепчет в ответ Томас, — мы должны его отблагодарить.
38
Ты молчал. Ты и сейчас молчишь. И мне было так невыносимо стыдно. Ты понимаешь? Мне все еще стыдно. Мне стыдно, ты молчишь. Вот чертова связь.
Почему ты не отвечаешь, как я тебя просил?
Письмо не дошло?
Я шлю эти письма в Сэвбюхольм, на тот адрес из детства, даже не зная, есть ли там кто-нибудь, кто перешлет письмо дальше. Я решил для себя, что есть.
Может быть, я все эти годы отправлял письма в никуда.
Как радиосигналы, которые отправляют в космос, чтобы получить ответ. Мне кажется, я не так много и требую. Несколько строчек, привет, это даже ты мог бы сделать.
39
Мама Томаса ставит на стол морс и немецкий пирог с сухофруктами. Она обращается только к Юхе, будто Томаса нет в комнате или будто Юха взрослый, а Томас нет.
— Ну возьми же кусок побольше, — говорит она и пододвигает к нему блюдо, — его прислали прямо из Германии, в нем полно изюма и фруктов. Изюм — вкуснятина, правда? Возьми-ка по-настоящему большой кусок, не стесняйся, побольше! Вот так!
Она садится за стол рядом с Юхой, подперев голову рукой, и внимательно его рассматривает.
— Что ж, ты, значит, Юха, — вдумчиво произносит она, — Юха. Это шведское имя?
— Финское, — бормочет Юха.
— Прекрасная Финляндия! — восклицает мама Томаса, ударяя кулаком по столу. — Сибелиус! Сибелиус! Кроме него, почти все композиторы немцы…
И она погружается в себя, будто уносясь в мечтах в Баварию своего детства.
— Па-па-па-паммм!
Это прозвучало так громко и неожиданно, что Юха вздрагивает. Мама Томаса смеется.
— Узнаешь? Бетховен. Па-па-па-паммм!
Она громко смеется, но тут же умолкает, озабоченно глядя на сына.
— Ох, если б я только могла понять, почему они так обижают Томаса! Warum sind sie so bose, Kind?[22]
Она опять ласково ерошит волосы Томаса, он резко отстраняет ее руку. Она смеется.
— Нельзя так делать. Стал взрослым мужичком. Этаким норовистым. Ты тоже так же сердишься, когда твоя мама хочет тебя приласкать, а, Юха?
Ответ ей не требуется.
— Да-да, мамы есть мамы. Но нам надо что-то сделать с этими злюками, правда, Юха? Не позвонить ли мне классному руководителю? Но у тебя, Томас, есть и славные товарищи. Вот как Юха.
Она снова поворачивается к Юхе:
— Мне нечем отблагодарить тебя за то, что ты помог Томасу. Это очень смелый поступок.
Снова Томасу:
— Тебе надо в ванну.
И опять к Юхе:
— Ты любишь купаться, Юха? Томас не любит, когда мыло попадает в глаза, а мне не нравится ваша классная руководительница. На прошлом… как это называется… родительском собрании она была с подбитым глазом. Налетела на дверь, говорит. Знаем мы, что это за дверь.
Вдруг она восторженно всплескивает руками:
— Aber naturlich![23] Придумала! Mutti[24] все устроит, Томас. Праздник! Мы устроим для тебя большой праздник и пригласим весь класс. С играми, и подарками, и вкусным угощением, и, может, даже с танцами! Тогда тебя все полюбят. Как ты думаешь, Юха? Разве праздник не сделает… как это… погоды!
— Может быть, я точно не знаю, — бормочет Юха, но мама Томаса не слушает его. Мысль о празднике привела ее в такой восторг, что она встает и ходит взад-вперед по кухне, как будто так легче думается.
— Конечно, это недешево, — спорит она сама с собой, — но оно того стоит.
Она подходит к Томасу и меряет его взглядом, как будто решает, стоит оно того или не стоит.
— Дитя мое, ты же все-таки самое дорогое, что у меня есть, nicht wahr![25] Что ж, так и сделаем. Замечательная, прекрасная идея! Спасибо за помощь милому Юхе!
Пожимая Юхину руку, она вдруг понимает, что что-то не так.
— Что такое? Я слишком много болтаю?
Она отпускает Юхину руку и ахает:
— Поняла! Вы хотите, чтобы я оставила вас в покое! Вы думаете: ну когда же эта идиотка натрещится вдоволь и даст нам спокойно поговорить! Да-да, мамы есть мамы. Я ухожу! Вам, конечно, есть о чем поговорить. Возьми еще пирога, не стесняйся. Я усядусь в швейной, так что вы тут будете вдвоем. Я буду шить Томасу костюм.
Она подмигивает им и исчезает, но через мгновение опять появляется на кухне.
— Слушайте, мне еще вот что пришло в голову. Я закончу костюм ровнехонько к празднику! Это будет… как это…. загляденье! Все, я пошла шить.
