«Амати» в студию
Мы не догадывались, но та гастрольная поездка Мстислава Ростроповича была последней перед вынужденной эмиграцией. Из сообщений газет, радио и телевидения невозможно было понять, что происходит. Мелькали фамилии Ростроповича, Вишневской, Солженицына, но в чем дело – никто не знал.
Оркестр Мравинского в полном составе, с солистами, среди которых был великий русский виолончелист, приехал к нашим соседям – в Курган, чтобы выступить в непривычном качестве. Музыканты неделю трудились на строительстве ортопедического центра Г. А. Илизарова, где в это время лечился великий русский композитор Д. Д. Шостакович. Неизвестно, играл ли оркестр на стройке или музыканты носили раствор и кирпичи, но Челябинская филармония договорилась с маэстро о концерте в студии. Все с нетерпением ждали этого события, а режиссеры музыкальной редакции находились в отпуске. Лично я рыбачил на озере Тютняры.
Так, в рыбацком снаряжении, которое не слишком отличалось от театрального, я и примчался на студию, разорившись на попутную машину.
Через полчаса приехал маэстро.
– Мстислав Леопольдович, это режиссер, – представили меня.
И сердце захлестнула волна радости, когда великий артист заключил меня в объятия.
Правда, потом, из воспоминаний Галины Вишневской, я узнал, что ее супруг дарил это необычайно теплое, дружественное объятие всем знакомым, малознакомым и незнакомым людям.
А тогда – маэстро репетировал, мы готовили студию. Во время непродолжительного отдыха перед началом записи я подошел к инструменту. Виолончель небрежно лежала на стуле, и я хорошо рассмотрел инструмент гения. Он был старым, обшарпанным. Казалось, передо мной – участница сцены драки из знаменитой комедии Г. Александрова «Веселые ребята». Место, которого касалась рука маэстро, было словно изодрано тигриными когтями.
И я решил пошутить, но не как с мировым гением, а как с одногодком:
– Мстислав Леопольдович, вы такой великий музыкант, а у вас такой инструмент…
– Да, это ужасно, друг мой, – согласился Ростропович. – И тем более ужасно, что это Амати…
Ну, кто такой Амати, я уже знал. Включив воображение, я представил, как пять веков назад, в Кремоне, старый седой мастер при тусклом свете свечи нежно трогает струны, проверяя звучание сотворенного им дивного инструмента.
– И цена его восемьсот тысяч долларов… – продолжил маэстро.
Тут мое воображение отключилось. Как выглядит без малого миллион долларов, я не представляю до сих пор. Так что не ищите меня в списках Форбса!
Тут вошел он
В 1958 году в стране широко отмечался юбилей комсомола. Мы тоже не могли отстать от страны. Благо в то время многие участники исторических событий были еще живы. Они с удовольствием встречались с молодежью, делились воспоминаниями. Нам не составило труда отыскать в городе двух делегатов самого первого съезда комсомола, пригласить их в студию. Тогда это была еще малая студия, маленькая площадка. Но отметить событие хотелось грандиозно.
Чтобы оживить студийный интерьер, соорудили шалаш – не бутафорский – настоящий. Поставили два пенька, чтобы хоть как-то приблизить ту атмосферу, в которой, по нашему мнению, и должен был зарождаться будущий союз молодежи. Привезли из ближайшей школы третьеклассников в галстуках и белых рубашках. Окружившие ветеранов ребятишки радовали глаз, одновременно являя грядущую комсомольскую смену. И последнее было идеологически правильным.
Договорились, что первой на программе выступит Клавдия Ивановна, а после слов «Тут вошел он!» продолжит Николай Васильевич.
Прозвучало, как обычно:
– Внимание! Эфир.
Ведущая отрапортовала:
– Сегодня у нас в студии ветераны ВЛКСМ…
И Клавдия Ивановна начала делиться воспоминаниями. Делилась она долго. Почти столько времени, сколько прошло со дня памятного съезда. У пионеров, сидящих под нашими софитами, уже пот стекал ручьями.
А ветеранша не умолкает. И вдруг, сквозь пламенную речь, слышу храп.
– Что такое?! – кричат на пульте.
– Ветеран заснул! – понимаю я.
Наконец, звучит пароль:
– Тут вошел он…
В ответ – только храп. Разморило старичка.
Клавдия Ивановна, не получив поддержки, усиливает посыл:
– Тут вошел он! Николай Васильевич, вы, конечно, его узнали… Храп.
Она громче:
– Николай Васильевич! И тут вошел он…
– И мы его все узнали… По лысине! – молвил внезапно проснувшийся Николай Васильевич.
– Всех разгонят! Поубивают! – хаотично соображал я. – За что? Что плохого я сделал комсомолу?
Между тем гости напропалую пустились в воспоминания. Всплывали фамилии, явки, пароли… Я отчетливо представил выражение лиц сотрудников курирующей нас организации.
– Там был… – Клавдия Ивановна называет фамилию, – помните, он потом оказался провокатором…
– Не может быть! Я его видел в прошлом году на рынке… Забыв о том, что старикам везде у нас почет, прошу оператора, стоящего ближе к участникам:
– Сережа, покажи, чтобы закруглялись!
Сережа руками показывает ветеранам большой круг.
– Это куда? – спрашивает Николай Васильевич.
И, поймав окончание очередной фразы, мы убрали картинку. Дали песню «Взвейтесь кострами» и на оптимистической ноте ушли из эфира.
… С тех пор я настороженно отношусь к ветеранам. В том числе, и к себе.
Утро туманное
В 60-е годы популярных артистов мы часто видели по центральному телевидению. Их популярность была невероятной. Но когда звезды появлялись в провинциальных студиях, то с удивлением обнаруживали полное отсутствие суматохи и возгласов:
– Ой, это вы?
У провинциалов собственная гордость…
Борис Штоколов
Однажды в Челябинске гастролировал народный артист СССР Борис Штоколов – прекрасный певец, гордость отечественной оперной сцены. И между прочим, наш земляк, уралец. Тогда Штоколов был еще молод, но уже выглядел чрезвычайно представительно.
