Добравшись до Семеновского, он останавливается в доме родственников Константина Мазина и пишет Юлии, что комнату ему выделили большую и светлую, удобную для работы. Вскоре после приезда Кустодиев едет в Высоково на встречу со старушками Грек.
Раскаиваться в том, что для исполнения этюдов к конкурсной картине «Базар в деревне» он предпочел искать натуру в Семеновском, не приходится. Яркость увиденного на базаре настолько поразила его, что, думает Кустодиев, надо обладать сверхчеловеческими способностями, чтобы все это запомнить и передать на полотне. Но он отчетливо понимает — если удастся написать так, как хочешь, это и будет желанным прорывом к свободе творчества — и в выборе сюжета, и в трактовке темы. «Мне кажется, — делится он своими размышлениями с Юлией, — картина, какой бы сюжет она ни имела, будет сильна любовью и тем интересом, с каким художник хотел передать свое настроение»[99].
К концу ноября в Семеновском похолодало — до 20 градусов мороза «с хвостиком». Однако Кустодиев терпеливо продолжает работать на открытом воздухе. Он поглощен всем, что его окружает, и особенно, как признается он Юлии, «знакомствами с мужиками, где все ново для меня и что может для картины пригодиться. И чем больше я их изучаю, тем более начинаю любить и понимать их»[100].
Некоторые в Семеновском и окрестностях села удивляются — как это он не скучает здесь? Да где же им понять! «Напротив, я переживаю теперь самую лучшую пору моей жизни — пишу картину и чувствую, что я люблю и что меня любят…»[101]
В Петербург Кустодиев возвращается в декабре. Он собой доволен, что бывало нечасто. Поработал в Семеновском неплохо, и композиция конкурсной картины уже обретает свои очертания. Да и весь уходящий год в творческом плане сложился, можно считать, удачно. И не только из-за отмеченного наградой портрета И. Я. Билибина. Еще весной написал в мастерской Репина полотно на историческую тему «У кружала стрельцы гуляют». А потом — портрет видного писателя и публициста, автора популярных исторических романов Даниила Лукича Мордовцева. Такой портрет не стыдно и на предстоящей весенней выставке показать.
Можно считать удачным и написанный в этом году портрет дядюшки Степана Лукича Никольского. Даже обычно равнодушный к живописи Михаил отметил: «Как живой!» Сидит в кресле в своей комнате, в пальто, придерживая на коленях шляпу. Видно, что всегда замкнут в себе, угрюм. Но уж каков есть! Старик посмотрел на свое изображение, хмыкнул, но в целом вроде бы остался удовлетворен.
Главное, появилась уверенность в себе, что можешь сделать больше, намного больше. И Юлия, их любовь… Вероятно, она тоже каким-то образом влияет на его творчество.
Прошедший год был памятен и близким знакомством с профессором академии известным гравером Матэ. Посещая его мастерскую, Кустодиев и сам увлекся техникой гравирования. У всех знавших его Василий Васильевич Матэ вызывал глубокое уважение не только как замечательный специалист своего дела, но и как педагог, человек редких душевных качеств.
На волне переживаемого им творческого подъема Кустодиев исполнил сначала рисунок, а потом и портрет маслом В. В. Матэ. Как и в портрете Мордовцева, удалось передать не только внешнее сходство, но и характер «модели».
Юлия Прошинская в курсе всех его новостей, тем более что братья Кустодиевы, Борис и Михаил, предпочли все же уйти от дяди и с января 1902 года снимают жилье в том же доме, где живет она, этажом выше.
По совету Репина Кустодиев подал прошение в Совет Высшего художественного училища разрешить ему отложить на следующий, 1903 год представление конкурсной картины. Причина уважительная — загруженность работой над полотном «Торжественное заседание Государственного совета…». Просьба удовлетворена.
Об этом и других новостях, касающихся своего жениха, Юлия, уже не таясь, как прежде, пишет в письмах к приемной матери, — та, по-видимому, смирилась с мыслью, что переубеждать воспитанницу бесполезно.
«Видимся мы почти каждый день», «вчера ходили с Б. М. на большой каток вечером и катались там», «в воскресенье вечером была у Кустодиевых. Борис Мих. рождение справлял, угощал нас чаем и конфектами». Встречаются и в день рождения Юлии: «Вечером пришли оба Кустодиевых. Михаил Мих. преподнес пряник, а Бор. Мих. — прелестную вазу с живыми цветами; ваза в декадентском стиле — очень изящная, и коробку конфект».
С особым удовольствием Юлия сообщает о творческих делах и успехах жениха. В конце февраля: «У Бор. Мих. дела недурны. Сейчас имеет два заказа портретов. Один начал сегодня, а когда кончит, будет писать даму — жену одного чиновника из Государственного совета». В начале марта: «Завтра отправляемся на выставку, где выставлены 2 портрета, писанные Бор. Мих.», «Бор. Мих. очень в “Петербургской газете” хвалили за портрет Мордовцева». В середине марта: «Кустодиева вижу ежедневно. Его очень похвалили в 2-х газетах»[102].
Наконец 10 апреля 1902 года: «…Неизвестно еще, когда свадьба, вероятно летом. Кустодиеву предложили работу, а именно: хотят новому министру Плеве преподнести копию с картины большой, которую они пишут, т. к. он был инициатором этой картины… за 1200 рублей, величина 2 '/г аршина, по-моему, это дешево. Он, конечно, взялся работать. Деньги нужны будут, особенно для заграницы. Об нем хорошо пишут в последнем № “Живописного обозрения” и недавно в “Новом времени” опять писали»[103].
Однако Ю. П. Грек дожить до свадьбы приемной дочери не довелось. Последнее письмо, которое отправила «мамочке» Юлия Прошинская, датировано 5 мая 1902 года, и из него ясно, что Юлии Петровне нездоровится и настроение у нее плохое. В конце последнего своего письма Юлия Евстафьевна сделала приписку красным карандашом: «9 мая мама скончалась. Я ездила на похороны».
Мария Петровна Грек скончалась еще раньше, в 1901 году.
Проводив в последний путь приемную мать, Юлия Прошинская осталась пожить в Высоково. Кустодиева задерживает в Петербурге совместная с Репиным работа над государственным заказом.
Дождавшись мать, приехавшую с семьей дочери Кати погостить в Петербург, Борис Михайлович во второй половине июня выезжает в Семеновское. Вновь остановившись в Клеванцево, он ежедневно встречается с невестой, много работает: зарисовывает для конкурсной картины портреты мужиков и баб и фотографирует сценки деревенской жизни с помощью купленного перед отъездом фотоаппарата «Кодак». А потом к брату присоединяется и Михаил Кустодиев.
В середине августа братья выезжают обратно в Петербург, и Кустодиев, готовясь к возвращению невесты, снимает для нее комнату на Казанской улице, а в декабре вновь отправляется в Семеновское, чтобы завершить работу над этюдами к конкурсной картине.
