Вошел Раму и доложил, что гости прибыли.
Каушалья, как большая птица, вылетела из комнаты.
Спускаясь по лестнице навстречу гостям, одетая в сари лимонного цвета, она улыбалась. Глаза и манеры ее излучали любезность и расположение ко всем присутствующим.
Рави, в светлом ширвани, стоял рядом с Гуптой, тоже в ширвани, отливающем голубизной.
Несколько позади держались Чаудхури с супругой.
— Госпожа Каушалья и господин Бадринатх, — начал он, — я, моя супруга Алака и мой сын Рави со своим другом Гуптой решили посетить вас и познакомиться с Зитой, подопечной адвоката Гупты.
— Господин Чаудхури и госпожа Алака, господа Рави и Гупта, мы рады видеть вас в своем доме. И считаем за честь, что вы нашли время, соблаговолив посетить нас грешных, — проговорил Батринатх.
А уж далее щебетала Каушалья. Она хлопотала и рассаживала всех вокруг стола.
Спустился Ранджит и был представлен гостям.
— Это мой брат, — сказала Каушалья, — он работает в кампании «Экспорт-импорт».
Раму принес фрукты и вино.
По лестнице, стараясь держаться грациозно, спустилась Шейла.
— Это и есть Зита? — спросил господин Чаудхури.
— Что вы, господин Чаудхури, нет, это не Зита. Это наша дочь Шейла. Она учится в английском колледже на бакалавра.
— Шейла, — обратилась она к дочери, — принеси нам бокалы.
Шейла подошла к шкафу, где стоял Раму, державший поднос. Она взяла поднос из рук старого слуги и, стараясь придать изящество своим движениям, поднесла бокалы к столу и раздала гостям.
— А где же Зита? Почему вы, госпожа Каушалья, не пригласили Зиту? — настойчиво спросил Гупта, чувствуя себя виновником этой встречи.
— Зита? Конечно же, она сейчас придет, — невинно отметила Каушалья. — Пепло, позови Зиту! — обратилась она к младшему сыну. — Хотя нет, не надо. Я сама, с вашего разрешения, господа, схожу за Зитой.
И Каушалья, волнуя воздух и распространяя тонкие благоухания импортной парфюмерии, мягко «поплыла» по лестнице на второй этаж.
— Зита, — постучала она в дверь, — Зита, ты меня слышишь, девочка? Выходи, гости заждались. Господин Гупта тебя зовет и хочет представить тебя им, — ласково приговаривала тетка.
Зита не отвечала.
— Зита, таким образом ты ставишь в неловкое положение дядю и бабушку. Дядя ждет тебя. Бабушка сидит в кресле на балконе и тоже ждет, когда ты появишься, — с наигранной теплотой в голосе, с умело замаскированным лукавством, изощряясь в выражениях, исполняла свою роль тетка.
Наконец дверь открылась и вышла Зита.
— Ах ты, моя красавица! Моя милая племянница Зита! Итак, выпрямись. Ты что, плакала? Припудрись. Вот так! А теперь, пошли. Гости заждались.
О том, что творилось в душе у Зиты, было нетрудно догадаться по выражению ее лица. Она понимала, что тетка затеяла какую-то игру. Чувство обиды, унижения и сознание своей беззащитности и бесправия, искусственно созданных теткой, угнетали Зиту.
За все годы, что прожила она с ней в доме своих родителей, Зита привыкла к ее выходкам. Она не отвечала злом на зло, покорно переносила все издевательства со стороны тетки, Шейлы и Ранджита.
Сознавая всю нелепость маскарада, затеянного Каушальей, она, тем не менее, решила покориться своей участи.
И вот она, в одежде современной западной секс-бомбы, спускалась по лестнице к гостям.
Ее ноги в туфлях на высоких каблуках, подгибались. Она, с трудом удерживая равновесие, с усилием вцепилась в перила обеими руками.
Короткое белое мини-платье обнажало изящные, слегка полноватые ножки. Похоже, прекраснобедрая богиня спускалась на землю.
Черные густые и пышные волосы Зиты струились двумя тяжелыми потоками: один — по точеной мраморной спине, другой — между высокими холмами упругих девственных грудей, как водопад Герсоппа на реке Шаравати.
И если бы не стыд, который она испытывала и который угнетал ее сознание, и если бы не обида на тетку за ее коварство, она бы могла сыграть и роль секс-бомбы, хотя бы так, для разнообразия.
Большие черные глаза Зиты были, как говорится, на мокром месте.
Юное сердце громко стучало, и ей казалось, что все присутствующие слышат его стук в этой мертвой тишине, которая воцарилась при ее появлении.
Пораженный Раму уронил тарелку, чем несколько разрядил обстановку.
Каушалья, как великий доморощенный режиссер, произнесла:
— А вот и наша Зита! Зита, милая, не смущайся, девочка, проходи к гостям, не бойся. Господин Гупта, а вот и ваша подопечная, Зита! — жестом правой руки указала Каушалья.
Затем она стала представлять Зиту всем по порядку.
Зита ничего не видела и не слышала от волнения, охватившего ее.
Гупта побледнел, как лотос.
Рави удивленно рассматривал Зиту.
— В ней слишком много соблазна, — отметил он про себя.
«Кого не погубит женщина с тонкой талией, пышными бедрами, алыми губами, черными глазами, глубоким пупом и высокой грудью», — вспомнились ему стихи.
А это был как раз тот случай: Зита была неотразима, она ошеломила Рави своей бесстыдно выставленной, как на продажу, обольстительной красотой, необычайно прекрасными формами.
На него вдруг напал страх: такая супруга не будет верна, да и что скажут мать и отец! Кто ее так воспитал? И он посмотрел на Гупту.
Тот пожал плечами и, взяв бокал с вином, залпом осушил его.
Родители Рави молчали.
Дядя Зиты был в растерянности. Он бросал беспокойные взгляды то на бедную племянницу, то на торжествующую супругу.
— Присядь, доченька, — мягко сказала Каушалья.
Зита села. При этом ее белые молодые ноги обнажились до живота, холм которого, подрагивал, дышал.
Отец и мать Рави с осуждением взирали на открытые ноги.
— Зита, милая, принеси чай. Раму, ты можешь идти, — обратилась она к слуге, стоявшему, как изваяние.
Раму вздрогнул и медленно отплыл к буфету, чтобы там укрепить свой наблюдательный пункт.
Зита взяла приготовленный поднос с приборами для чая и медленно, стараясь не подвернуть ногу, пошла, как по канату.
Гупта, как человек, не умеющий плавать, но бросившийся в воду, чтобы спасти утопающего, поспешил промолвить с наигранной небрежностью:
— Зита у нас одевается современно. Запад занимает в нашей стране все больше позиций. Изменения в одежде за последнее время наблюдаются значительные… — И осекся.
— Это так, но в данном случае прогресс Запада опережает всякие ожидания, — заметил Рави.
Доктор исторических наук, профессор Чаудхури, смутился полностью.
