Лев Толстой нас учит ложно Не влюбляться никогда. Да, в его года возможно, Но не в наши, господа!
Каюсь, выучила я. Напрасно, конечно, но очень уж забавно.
9 декабря 45.
Саша говорит: «Честное ленинское!» (Наверное, переняла у Милы.) Вместо «редакция» — «редацкая».
Галя говорит:
— Я прямо изнывала от нетерпения.
Вчера были на дне рождения у Паши. Девочки вели себя более или менее достойно. Но играли все порознь — Галя, Саша, Паша, Тюша — каждый был занят чем-то своим.
Утром первыми словами Саши было:
— Мама, я хочу к Паше!
Саше мальчики понравились, она говорит о них подобострастно.
Галя отнеслась к новым знакомым более критически:
— Много кричат, — сказала она. — А до игрушек своих дотронуться не дают.
Однако вчера долго не хотела уходить оттуда. Значит, тоже понравилось.
Рукой Ф. А. написано: Это рисовал Тюша Типот-Соколов. Ему 7 лет. По-моему, очень талантливо.
10 декабря 45.
За первую четверть у Галки были такие отметки: чтение — 5, арифметика, русский язык — 4, чистописание — 3. На днях, сидя за столом, сказала с улыбкой:
— Я умею учиться на «отлично», только мне неохота.
* * *
Галя:
— Мама, твоя Саша довольно скупая дама: делилась со мной шоколадом и дала мне крошечную дольку.
* * *
Мама Соня рассказывает, как у нее едва не стащили сумку. Галя, глубокомысленно:
— Просто тебе попался неопытный вор.
14 декабря 1945.
Саша:
— Папа, как зовут доктора?
— Доктор Гуревич.
— Я лучше буду звать его Гулливер.
* * *
Мы все сидели за столом на Сретенке, и каждый был занят своим делом. Галя перечитывала «Хижину дяди Тома». Вдруг она вскочила и, плача, крикнула:
— Я не могу больше читать!
Все всполошились, стали спрашивать, что случилось. Галя не отвечала и продолжала плакать. Я догадалась заглянуть в книгу: она была открыта на странице, где рассказывалось, как, после смерти Сен-Клера, Том узнает, что его продадут.
Оправившись, она стала мне объяснять, что «Это всё противная Марья виновата», имея в виду жену Сен-Клера — Мари.
Портрет Ф. А. Вигдоровой работы Е. В. Пастернак. Масло. Начало 1940-х.
18 декабря 45.
Некто Б., по профессии литературный критик, с профессиональной жестокостью излагал сегодня свою теорию воспитания малолетних.
— Моему сыну 6 с половиной лет, — говорил он. — Это чудесный парень. Однако я практикую регулярно следующие меры воздействия: малая ушедралка, большая ушедралка, порка обыкновенная, порка большая и порка по высшей категории — ремнем. Все это я практикую регулярно по четным и нечетным числам. Иначе погибнет мой сын, моя жена, я сам и все соседи, а дом наш рухнет.
Все это Саша слышала, но притворилась, что не понимает.
Боюсь, что наш дом рухнет.
21 декабря 45.
Серьезно болен папа Аба. Я много времени провожу на Сретенке. И вижу всякое такое, что очень меня огорчает, мучает и пугает. Вот, например, слышу из соседней комнаты:
— Галочка, — говорит папа, — принеси мне, пожалуйста, из кухни мою чашку.
— Я читаю, — отвечает Галя.
Я была готова побить ее за это. Бить не била, однако, сказала все, что думала по этому поводу. Но я никогда не могу понять — дошло ли до нее. Лицо у нее было огорченное. Не оправдывалась.
22 декабря 45.
У Галки в дневнике за поведение — 5 с минусом. Она объясняет с улыбкой — довольно циничной:
— Это потому, что я болтаю…
Вот за это я сердиться на нее не в состоянии. Могу понять.
29 декабря 45.
«Мой милый, хороший,
Пришли мне калоши
И мне, и жене, и Тотоше», — декламирует Саша.
— А кто это — жена? — спрашиваю я.
— Это ты, — отвечает Саша.
— А кто мой муж?
— Папа Шура.
— А кто муж мамы Сони?
— Папа Аба.
— А кто муж тети Берты?
— Дядя Боря.
Все верно. Тогда я спрашиваю:
— А кто муж Кены?[20]
— Тетя Ира! — отвечает Саша.
7 января 1946 г. Москва.
Новый год начался скверно: Галка захворала дифтеритом, и сегодня ее отправили в больницу. Форма, к счастью, легкая. Уезжала она охотно и весело, так как любит все новое. Расспрашивала: какие там девочки, весело ли будет в больнице? Считала минуты, которые оставались до приезда машины.
Вливание перенесла мужественно, даже не вскрикнула, так как мама Соня предупредила ее, что папе Абе вредно волноваться и огорчаться.
Очень боимся за Сашу: 4-го января мы с Сашей пошли на Сретенку навестить больного папу Абу. Галя и Саша были очень рады встрече, обнимали друг друга, вместе играли. А вечером оказалось, что температура у Гали повышена.
На обратном пути со Сретенки на Ермолаевский Саша изложила мне свои политические убеждения:
— Когда я пойду в школу, — сказала она, — то буду учить французский, английский и русский. А немецкий не буду. Немцы все очень плохие. Гитлер («Гитрер», иногда «Гитрель») очень плохой, хуже Бармалея. Я его боюсь. Если он будет к нам стучаться, ты ему не открывай. Если будет говорить тоненьким голоском, тоже не открывай. Немцы плохие, страшные и не любят хороших девочек.
