Список из девяноста предложений Шэклтона рисовал картину просто-таки потенциального рая экономического прогресса на островах: траловый лов рыбы, мелиорация земли, добыча альгинатов из морских водорослей, лососевые фермы, строительство дорог, туризм и разведка нефти. Ключом для открытия всех этих шлюзов экономического процветания служили «подготовка и удлинение постоянного аэродрома под условия приема реактивных самолетов с коротким/средним разбегом и не полностью груженых реактивных самолетов с длинным разбегом». Хотя команде и не поручалось рассмотрение вопросов политического или оборонного характера, Шэклтон отдельно указывал на способность длинной полосы обеспечить развертывание войск в случае возможной угрозы вторжения с материка.
Лишь в двух моментах Шэклтон уважил ожидания, возлагавшиеся на его доклад Уайтхоллом. Касательно глубоководного сбора криля (маленькие ракообразные) и разработки нефти — а то и другое требовало действий на изрядном отдалении от вод Фолклендских островов — он выразился так: «Формирование основного русла политики надо рассматривать в рамках весьма высокой политической арены». Тем не менее, он обдал ушатом холодной воды горячие головы желавших слышать более смелые предсказания в отношении разведки и разработки углеводородов в Мальвинском бассейне. Добыча будет трудной и дорогостоящей в столь неприветливом климате, а «не только из-за сопряженных с этим политических рисков». Прочно бытующая в Латинской Америке и США теория, объясняющая привязанность Британии к Фолклендским островам перспективами извлечения нефтяных доходов, никогда не пользовалась доверием в СК[44].
Сейчас опус Шэклтона воспринимается как воплощение британского патернализма. Население островов следовало избавить от культурной неразвитости и экономической зависимости, в первую очередь за счет крупных вливаний британских финансов. Наиболее конструктивное предложение подразумевало диверсификацию земли, содержащейся в руках КФО, однако составители отчета постеснялись рекомендовать прямую национализацию КФО и вынужденное отчуждение. В дополнение рекомендовались государственные капиталовложения в общем объеме £13 миллионов. Крайне трудно представить себе, чтобы в Уайтхолле предложения Шэклтона нашли поддержку. Управление по развитию заморских территорий и без того уже косилось на ежегодный £1 миллион затрат на администрирование островов. Одно только удлинение ВПП потребовало бы £4 миллиона. Управление по Латинской Америке в Министерстве иностранных дел надеялось так или иначе заставить жителей островов уступить. Вряд ли бы кому-нибудь удалось выдавить из Министерства финансов наличность на фактическое расширение самостоятельности территории.
Чего точно добился Шэклтон, так это дал пишу лоббистам Фолклендов. Парламентарная поддержка вновь учрежденному Комитету Фолклендских островов росла как на дрожжах — действуя под эгидой Ассоциации парламентариев стран Содружества наций, члены парламента даже не ленились летать туда. В то же время репутация Аргентины как политического экстремиста делала комитет идеологически более привлекательным для либералов и лейбористов. Тем временем Компания Фолклендских островов очутилась практически поглощенной фирмой Слейтера и Уокера, а потом перешла к угледобывающей компании Чарринггонс (позднее Коалит). Для членов парламента от партии лейбористов, точь-в-точь как и для тори, идея отдать жертв капитализма на растерзание палачам из Буэнос-Айреса казалась немыслимой.
***
Но у Министерства иностранных дел имелись и другие причины, чтобы плохо спать по ночам. По состоянию на период до 1970-х годов нет никаких оснований считать аргентинскую угрозу британским территориям в Южной Атлантике более чем политической или журналистской риторикой. Как бы там ни было, известно о существовании с конца 1960-х годов плана по «возвращению» аргентинских территорий в Южной Атлантике, разработанного в ставке аргентинских ВМС лично или, по крайней мере, при участии не кого иного, как капитана Хорхе Анайя (главы ВМС в 1982 г.). С возвращением в 1973 г. Перона немало старших офицеров «ушли в отставку», а ВМС были переданы под ответственность сравнительно молодого адмирала по имени Эмилио Мастера.
Неудовлетворенный подчиненной ролью, которую флот традиционно играл в вооруженных силах и в аргентинской политике, Массера дал старт интенсивному наращиванию военно-морской мощи страны. ВМС превратились едва ли не в отдельное командование. Они получили собственную военную авиацию, укомплектованную современными американскими и французскими реактивными самолетами, приобретенными в ходе зарубежных поездок адмирала. ВМС усилили формирования морских коммандос и создали сухопутные и авиационные базы в стратегических точках вдоль линии побережья. Активность флота распространялась и на сферу «грязной войны» с оппонентами правительства: школа морских техников превратилась в печально знаменитый в Аргентине центр активности заплечных дел мастеров. Участие в ней ожидалось от всех молодых офицеров. Ни одна служба, ни один род войск — никто не мог потом со спокойной совестью делать утверждения о собственной чистоте и непричастности к делам подобного рода. Для иных военно-морских офицеров этот опыт оказался слишком травмирующим — они закончили жизнь в психиатрических клиниках.
Массера с коллегами давно поражались тому, с какой легкостью в 1961 г. индийское правительство военными средствами овладело португальской колонией Гоа. Акции той споспешествовало почти полное отсутствие международного осуждения. В глазах Массеры, изыски дипломатии Коста Мендеса и его наследников в Министерстве иностранных дел основывались на ложном допущении, что мирных целей нельзя достигнуть применением силы. Успех в быстрой и желательно бескровной операции под антиколониальными знаменами довольно скоро превратится в fait accompli[45]. Так почему бы Аргентине ни предпринять усилий по возвращению себе Фолклендских островов?
«План Гоа» от Массеры и Анайи подразумевал неожиданную высадку на островах и, как считается, включал в себя полный вывод настоящего населения в Монтевидео с заменой его аргентинцами. Фактически данная акция представляла бы собой розыгрыш событий 1833 г., только в обратную сторону, и предвосхищала любые экивоки в сторону статуса жителей островов под аргентинским правлением. Вместе с тем аргентинские ВМС довольно благоразумно испытывали уважение перед британским подводным флотом, а потому в адмиральском плане учитывался момент сложности обеспечения поддержки гарнизона морским путем. Лучше высадить сотню или около того морских пехотинцев вместе с гражданскими поселенцами, чтобы осложнить ответные военные меры со стороны британцев, если таковые вообще воспоследуют. Считается, что «план Гоа» представляли новой хунте Виделы сначала после переворота 1976 г.[46] и затем вновь, когда режим Виделы находился на пике престижа после аргентинского триумфа на чемпионате мира по футболу в 1978 г. В обоих случаях скептикам удалось отвести аргументы и положить схему под сукно. (В 1975 г. один военно-морской командир поведал британскому адвокату Хантеру Кристи о том, что ключевым сдерживающим фактором в ситуации являлся британский подводный флот.)
