Все-таки русскому и немцу сложно понять друг друга. И дело тут совсем не в языках.
Я позвонила Наташе по спутнику.
– Ну попытайся его уговорить… Это же полный бред. Просто неосуществимо.
– Знаю. Но он отказывается понимать.
– Хорошо, дай ему трубку, я сама попробую.
Ну конечно, она тут же решила, что я просто плохо уговаривала. Но на Андреевскую Хенри орал еще громче. И в конце своего страстного монолога пообещал разорвать контракт со студией, если в течение завтрашнего дня за нами никто не приедет. Если он и в самом деле это сделает, тогда все. Плакала моя продюсерская карьера. И, возможно, не только моя. Сколько бы мама Наташи не таскала на студию жареную курицу, он не станет держать на работе сотрудника, завалившего проект. И она, похоже, это поняла, потому что испугалась не на шутку.
– О Боже… Я даже не представляю, как решить эту проблему. Что мне делать, Ася?
Я даже не поверила. На журфаке никто никогда не видел Наталью растерянной. И вот она плачет в трубку, потому что боится. Боится завалить проект, потерять работу и просто того, что ее сочтут неумехой. Выходит, не такие уж мы и разные?
И тут я вспомнила замечательный прием, которому научил меня мой папа. Очень простой. Но он всегда работает. Правда, использовать его стоит лишь в крайних случаях. Но ведь совершенно очевидно, что наш с Наташей случай именно такой.
– Звони во все транспортные компании. Звони и говори с ними по-человечески. Проси. Объясняй, что всех уволят, и мы лишимся работы мечты. И может быть, найдется кто-то, кто нас пожалеет. Мой папа говорит: «Ты человек. И он – человек». Вот, запомни и почаще себе это повторяй, когда звонить будешь.
Я выпалила все это на одном духу и отпустила кнопку. Наш спутниковый телефон работал по принципу рации и потому тут же запиликал снова.
– Прием!
– Ладно. Я попробую, – сквозь слезы сказала Наталья. – Позвоню тебе вечером.
Я провела день, сидя в своей комнате и стараясь не попадаться на глаза ни Хенри, ни Пустову. За окном бушевал ураган. Матвей Иванович несколько раз заглядывал ко мне и предлагал поесть или выпить кофе. Но я напрочь отказывалась покидать свое укрытие.
Хенри демонстративно укладывал вещи. И так громко давал указания Норберту, что через хлипкую фанерную дверь трудно было их не услышать.
Я даже не нервничала. Дальнейшее развитие ситуации от меня совершенно не зависело. Оставалось только успокоиться и ждать. Я понимала, что шансы наши невелики. Во-первых, найти сумасшедшего, который, войдя в наше положение, решит ринуться в шторм, само по себе сложно. Во-вторых, нам не подойдет легковая машина. Чтобы погрузить все оборудование, нужен микроавтобус, а лучше грузовик. А это еще сужает круг. В-третьих, мы не в Питере – связи Наташи в Приморье ограничиваются учеными и директорами заповедников. А это значит, что она, скорее всего, станет звонить по телефонам транспортных компаний, взятым из интернета. А у этих ребят четкие инструкции на случай штормового предупреждения…
В восемь вечера раздался сигнал вызова. Наталья вышла на связь.
– Слушай, – загадочным тоном начала она, и сердце замерло. Неужели получилось? Нет, не может такого быть. – Я стала звонить по компаниям и все, конечно, отказывают. Я готова была просто в аренду машину взять и ехать за рулем сама. Так нет – во всем Владивостоке ни одной подходящей тачки. И вот, звоню в очередную компанию, «Дилижанс» называется. Ну они мне тоже – мол, у нас только легковушки. Но по голосу чувствую, что контакт пошел. То есть как раз то, о чем ты говорила. Точнее, папа твой, дай бог ему здоровья. Ну я вспоминаю, что мужик этот, с которым разговариваю, тоже человек, и рассказываю ему нашу историю. Говорю, подруга у меня сидит в заповеднике за тридевять земель и два замерзших немца. Если вовремя не выберемся – уволят. Ему нас жалко. Но машин таких, говорит, все равно нет. Приезжайте и сами посмотрите.
Я не выдерживаю и врубаю вызов.
– Наташка, не томи уже! Получилось или нет?! Прием!!!
– Я еду туда, – невозмутимым тоном продолжает Наталья. – Там три парня, довольно молодых. Поят меня кофе, расспрашивают про наш проект. Я реву и давлю на жалость, естественно. Что мне еще остается. И тогда они ведут меня показывать свой автопарк, чтоб я убедилась уже, что у них и правда одни легковушки. Я им говорю: «Да, в эту машину мы не влезем. И в эту не влезем. А вот в этот большой джип мы бы с трудом, но влезли». Они мне: «Девушка, вы с ума сошли, это личный джип генерального директора».
Я опять не выдержала.
– И??? Он даст нам свою машину? Ты смогла его уговорить?! Прием!!!
– Он не просто даст машину, он нас повезет!
Я выдохнула. Неужели это правда?! Мы спасены!
– Урааааа! Ты такая молодец, даже себе не представляешь! Прием!
– Я уже готова была руки опустить. Это ты меня настроила, что надо снова всех обзвонить. И ведь получилось! Так что ждите, завтра приедем. Выезд в восемь. Надеюсь, что к вечеру доберемся до вас. Тебе что-то привезти из еды?
– Да-а-а! Я хочу батон и масло! Настоящее сливочное масло!
Наташка рассмеялась.
Но за эти десять дней я и впрямь соскучилась по самым простым продуктам. Меню егерей было ну совсем аскетичным: либо яйца, либо суп. Из напитков – кофе или водка на выбор.
– Хенри пока ничего не говори, – попросила Наташа. – Скажешь, когда мы выедем. А то мало ли что.
Я надела все самое теплое, что у меня было, и, несмотря на бурю, отправилась к морю – прощаться с заповедником. Полная луна освещала лавины волн и столетние сосны. Соленый ветер сбивал меня с ног, а холод пробирал до костей. И все-таки я плакала от счастья и мечтала когда-нибудь вернуться сюда снова.
На обратном пути я нос к носу столкнулась с Пустовым.
– Мне нужно с вами поговорить, – официально сказал он.
– Ну что ж, давайте поговорим, – осторожно ответила я. Как будто у меня есть выбор, разговаривать с ним или нет. Ведь я на работе.
– Пройдемте в мой кабинет.
Кабинет Пустова оказался маленькой захламленной комнаткой со старым письменным столом в углу.
– Выпьешь? – спросил он и плеснул себе водки.
Я отрицательно покачала головой.
– Я вас слушаю. Вы о чем-то хотели со мной поговорить.
– Я тут узнал, что ты в заповеднике познакомилась с моим другом Сашей – заявил он и вопросительно уставился на меня.
Я пожала плечами, стараясь понять, куда он клонит.
– Ну, что молчишь? Познакомилась.
– Но вот только к работе это не имеет никакого отношения. Я спать пойду, если вы не против. Поздно уже.
Я двинулась к двери, но Пустов преградил мне дорогу.
– Ты пойми, дурочка. Здесь я все решаю. И дружить тебе надо со мной. И тогда я не буду тебя обижать. И другим не позволю.
