Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Айша, понимая смятение своей любимой «жалин», как она ласково называла невестку, сделала сыну знак не касаться больше данной темы. Она была очень привязана к Фариде и, жалея её, не знавшую с ранних лет материнской ласки, старалась как можно больше проявлять по отношению к ней заботы и понимания.
С другой стороны, как женщина, она понимала Разию, судьбою обделённую материнством, понимала её страстное желание иметь ребёнка. «Лишь бы это ничего не испортило», – думала про себя Айша.
Глава 16
Кинотеатр «Ударник» находился прямо в центре города, на главной площади, носившей имя вождя пролетариата, и, будучи средоточием всех явок и договоренностей, неофициально являл собою главную точку Буйнакска, где горожане встречались, общались и влюблялись.
На самом верху один советский вождь сменялся другим, и генсеки, в соответствии с традициями жанра, интриговали, предавали, устраняли друг друга, и дагестанская власть в лице Даниялова уже сменилась на Умаханова, а «Ударник» по-прежнему стоял безмятежно в самом центре Буйнакска, собирая в своей прохладной полутьме мирных обывателей, спешащих после работы на премьеру очередного шедевра советского или мирового кинематографа, не говоря уже о молодёжи, для которой «Ударник» в качестве места встречи составлял немаловажную часть существования.
Позади кинотеатра, который до того, как стать кинотеатром, был главным городским храмом – Андреевским военным собором, раскинулся один из многочисленных городских скверов, вокруг располагались различные городские учреждения, а сама площадь Ленина, хотя небольшая, но вполне уютная, спокойно вмещала в себя парады и демонстрации, неизменно проходившие в городе 7 ноября, 1 Мая и в День Победы.
«Из всех искусств для нас важнейшим является кино»… Плакат с ленинскими словами, размещавшийся по правую сторону от большого экрана, неустанно напоминал зрителям о том, что кино – не просто зрелище, а самое что ни на есть искусство, которое должно принадлежать людям, нести им знания и, конечно же, воспитывать. Оно и воспитывало, демонстрируя лучшие образцы отечественного и мирового кинематографа. Неумолимые, неподкупные тётки у входа в кинозал ни под каким видом не пропускали тех несчастливцев, кому ещё не исполнилось шестнадцати – возраста, когда, по мнению советской цензуры, уже было можно смотреть на целующихся героев. Непристойные сцены нещадно вырезались из фильмов, а поцелуи, насколько это было возможно, носили целомудренный характер, и все знали, что поцелуи на самом-то деле актёрами просто имитируются.
Итак, «Ударник» с его историей и носимой в народные массы культурой был всё же признан непригодным, а посему городские власти, не особо вдаваясь в разъяснения, приняли решение его снести, напомнив жителям о том, что в городе имеются ещё два других кинотеатра.
Но старинное здание никак не желало разрушаться. Его толстые стены, возведённые ещё в прошлом веке, содрогаясь под мощными ударами техники, долго сопротивлялись, прежде чем рухнуть окончательно, подмяв под собою целую эпоху и превратившись в огромную кучу строительного мусора.
Известие о сносе «Ударника» шокировало всех жителей бывшей дагестанской столицы. Люди, столпившиеся перед обломками бывшего их любимца, искренне о нём горевали, хотя городская площадь стала отныне гораздо шире и просторней.
Вместе с «Ударником» ушло из жизни что-то родное и привычное, хотя буйнакцы и продолжали смотреть фильмы в двух других кинотеатрах города, не обладавших, увы, тем домашним уютом, который был свойствен «Ударнику».
Жизнь в городе продолжалась, и бывшая Сталинская, а ныне Ленинская улица, как и прежде, была вечерами полна горожан, степенно прохаживавшихся вверх и вниз и дружелюбно приветствовавших друг друга.
В середине улицы, утопая в зелени тополей, располагалось здание главной школы города, естественно, носившей имя вождя пролетариата и славившейся в том числе тем, что когда-то, на заре нового столетия, в её стенах – бывшей женской гимназии – училась Тату Булач, вошедшая в историю Дагестана как невеста пламенного революционера Уллубия Буйнакского, в честь которого и был назван город. Переписка Буйнакского и Тату Булач, опубликованная в советской печати, была для большинства дагестанцев эталоном подлинного большевистского чувства, способного одержать моральную победу над любой контрреволюцей.
Здание, в котором была позднее размещена школа имени Ленина, старинное и весьма солидное, являло собою образец дореволюционного зодчества, присущего большинству провинциальных российских городов. Подобные здания, облицованные красным кирпичом, с парадным крыльцом и, естественно, с «чёрным» ходом имелись во всех городах российской глубинки, ну, разве что не на всех из них могло красоваться написанное белой краской и огромными печатными буквами слово «Света». Десятилетия сменялись одно за другим, а «Света» всё продолжала гордо сиять на левой стороне школьного фасада, напоминая прохожим о том, что в среднем учебном заведении дети не только учатся, но и влюбляются.
Глава 17
– Ахмедов, может, хватит паясничать?!
Татьяна Николаевна громыхнула по столу длинной указкой, и тридцать четыре пары глаз уставились на это грозное орудие. Татьяна Николаевна активно использовала его в процессе обучения и воспитания подрастающего поколения, а сейчас оно угрожающе нависло над головой непоседы.
Татьяна Николаевна Ломакина, приехав молоденькой девушкой в середине 30-х годов в Дагестан на похороны своего деда Андрея Савельича Ломакина, биолога по профессии и по призванию, настолько поглощённого селекционными процессами кавказской флоры, что не сразу заметившего происходившие в стране исторические преобразования, совершенно неожиданно для себя так и осталась жить в маленьком зелёном городке, где жизнь ухитрялась одновременно бить ключом и быть настолько провинциальной, что дальше, казалось, уже было некуда.
Единственное, что умела делать Татьяна Николаевна, – это учить детей. Она все силы и время отдавала этому, как она говорила, тяжёлому ремеслу, из-за чего и осталась в конце концов старой девой. Жизнь шла мимо неё под сводки фронтовых известий, под звуки «Рио-риты» и аргентинского танго, песни Утёсова и Шульженко, под бодрые речи о строительстве коммунизма, а Татьяна Николаевна видела перед собою лишь классную доску да горы ученических тетрадок. В них, разлинованных и в клеточку, она толстым красным карандашом исправляла грамматические и арифметические погрешности своих подопечных и выставляла посреди тетрадного листа большую жирную двойку, а чаще – единицу. Чем выше была отметка, тем она в исполнении Татьяны Николаевны была меньше размером, а уж пятёрки и вовсе выходили у неё крохотными, словно жаль было ей тратить на них свой красный карандаш.
Детей она не любила. То есть любила, конечно, но лишь примерных да покладистых, тех, что сидели смирно и не шевелились, а только смотрели на неё преданным взглядом, ловя каждое слово и в точности затем его повторяя.
А всякие там озорники, сорванцы и непоседы, которых, увы, было гораздо больше, бесили её так, что она с наслаждением выводила в их дневниках огромные единицы, а то и пускала в ход свою знаменитую длиннющую указку, которая легко дотягивалась до четырёх передних парт, позволяя её хозяйке не покидать учительского стула.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
