— Не будь такой несносной. Может быть, она не виновата, может, это у нее гормональное, — предположила более терпимая Даниэль.
— А может, это связано с прожорливостью американцев, которые поедают все, что видят?
— Соланж, я верю, что она похудеет. Честно…
— Это будет нелегко. Разве ты не заметила, что она за завтраком всегда берет по три тартинки, а если бы можно было, она взяла бы и четыре. К тому же я уверена, что она потихоньку таскает сахар. Когда вчера вечером я относила кофейный поднос на кухню, сахарница оказалась почти пуста, а ведь мама всегда пьет кофе без сахара.
— Даже если это и так, обрати внимание, что юбка стала ей велика. Да и блузка тоже.
— Скажем прямо, они никогда хорошо не сидели.
— Глупая! Говорю тебе, она худеет. Посмотри же на нее хорошенько.
— О нет, благодарю! Иди заниматься, дурочка, ты отрываешь меня от Расина.
* * *
В период оккупации и в трудные послевоенные годы Лилиан выработала привычку немедленно выбрасывать из головы все, что причиняет страдания. Повинуясь этому благоприобретенному качеству, она ни разу прямо не взглянула на свою новую пансионерку с того самого дня, когда девушка, появившись, произвела впечатление чего-то огромного, гротескного, ни в чем не имевшего чувства меры: тяжелая масса темных волос, в беспорядке свисавших вдоль пухлого лица, слишком темные глаза, какой-то голодный взгляд, невообразимый наряд, на удивление добротная тяжелая обувь, массивные дорогие наручные часы. И хотя Лилиан пришлось выполнить свои обязанности гида и провести Билли по всем положенным историческим местам Парижа, графиня абсолютно не интересовалась реакцией Билли. И у нее не возникло желания превратить эти походы в традицию. Прежние пансионерки очень скоро находили способ позаботиться о самих себе, и Лилиан прямо-таки с нетерпением ждала того непременного дня, когда они однажды не вернутся на бульвар Лани к ужину, поскольку вдруг обнаружат для себя кое-что поинтереснее. А эту бостонскую гиппопотамшу, подумала Лилиан, словно приклеили к месту: каждое утро подхватывает у Лилиан «Ле Фигаро», едва дождавшись, когда та дочитает, весь день читает Колетт у себя в комнате, слоняется по гостиной от обеда до ужина, никогда не пропускает дневной чай, время от времени прогуливается в лесу, но не рискует заходить слишком далеко, чтобы не пропустить очередное кормление. И тем не менее Даниэль почему-то решила, что Билли начала худеть.
В тот вечер Лилиан второй раз пристально взглянула на Билли. И она поверила своим глазам — француженка всегда верит своим глазам, рассматривает ли она сырую курицу или новую коллекцию Ива Сен-Лорана. Лилиан увидела перед собой чудовищно тяжеловесную девушку, слишком толстую, видит бог», слишком высокую, но не лишенную неких скромных возможностей. Та гиппопотамша, что приехала недавно от леди Молли, вроде не обладала возможностями. Никакими!
Француженка обожает заложенные в ком-либо возможности едва ли не больше, чем собственное совершенство. Они дают надежду что-нибудь обустроить, наладить, а всевозможные мероприятия по организации и обустройству являются исконно галльской страстью. «Arranger», «s'arranger» — этими словами во Франции обозначают успешное избавление от любых проблем, начиная от сложного юридического казуса до исчерпанного любовного приключения, от постановления о перестановках в правительстве до выбора пуговиц. «Са va s'arranger», «Je vais m'arranger», «L'affaire est arrangee», «On s'arrangera» — ключевые фразы во Франции, ибо ими оповещают о сдержанных обещаниях, данных гарантиях, принятых обязательствах. Ни один народ на земле, за исключением, может быть, японцев, не умеет так устраивать дела. Трудные обстоятельства всего лишь требуют более сложных утрясок.
Лилиан пришла к выводу, что проблему Билли Уилтроп все же можно решить должным образом. Ей показалось, что девочка потеряла не меньше десяти килограммов, а возможно, и больше, просто при ее полноте трудно было сказать наверняка, насколько она стала тоньше. Если такое удалось ей за пять недель, то через два или три месяца она приобретет вполне приличный облик, и тогда, может быть, все же удастся что-нибудь устроить для нее. Однако пока следует уладить вопросы с гардеробом. Ей противопоказано носить эту коричневую хлопчатобумажную юбку, неряшливо схваченную в поясе большой английской булавкой. А эта блузка! Ужас. Вот уж точно: типично по-бостонски, заметила себе Лилиан.
* * *
— Я нахожу, что это сочетание шикарно, а вы не находите? — Лилиан выжидательно смотрела на Билли.
Они стояли в одном из магазинов на проспекте Виктора Гюго, где обычно покупали готовую одежду по умеренным ценам элегантные женщины Шестнадцатого округа. Билли пребывала в замешательстве — она не знала, что такое «шикарно». Ей никогда не приходило в голову употребить это слово по отношению к тому, во что она одевалась. Она понимала, что такое «ноская», «подходящая» одежда, но что такое «шик» и что является шикарной вещью, она сказать не могла.
— Да, мадам, очень шикарно, — наконец согласилась Билли, потому что по выражению лица графили поняла, что та уже приняла решение.
Сколько Билли себя помнила, она всегда избегала смотреться в зеркала примерочных. Зато она умела простаивать во время примерок, кроткая и сговорчивая, перекрестно отражаясь в нескольких зеркалах, пока продавщица и одна из тетушек выбирали для нее одежду. У Билли не бывало своего мнения — оно было ни к чему.
Билли не вдохновилась и на сей раз, но постаралась придать своему голосу воодушевление, и, услышав ответ девушки, Лилиан впервые заметила, как молода ее пансионерка. Она ведь еще совсем дитя, всего на год старше Соланж, подумала Лилиан. Ни одна из самоуверенных постоялиц графини не принимала ее советов и даже игнорировала присущее хозяйке пигмалионовское рвение. Лилиан внезапно вновь ощутила прилив своей всегдашней доброты.
— Только взгляните, Билли, как ладно сидит эта серая фланелевая юбка. Она очень мудро скроена: в ней вы смотритесь настолько изящнее, что и мне с трудом верится в вашу упитанность. Оглянитесь и посмотрите на себя, и вы убедитесь, что я права. Эти ниспадающие складки скрадывают килограммы вашей пышности! А вот эти темно-красные свитера необыкновенно к лицу вам! Этот цвет оживляет, ваша кожа кажется теплой и нежной…
Билли неохотно повернулась: этого вида унижения она боялась больше всего, ибо ненавидела свой облик и всегда старалась игнорировать свою внешность, избегала даже улиц с широкими витринами, в которых мог бы отразиться ее силуэт. Она поняла, что мадам не успокоится, пока она не выкажет интерес к новой юбке и свитерам. Запросы графини не так-то легко было удовлетворить, не то что тетушек. Билли никогда прежде не слыхала в ее голосе таких решительных ноток: можно подумать, что здесь, в магазине, решаются вопросы государственной важности.
Она бросила беглый взгляд в трехстворчатое зеркало и тут же отвернулась. Однако, пораженная, решилась еще на один взгляд. Затем с изумлением всмотрелась в свое отражение. Оглядела себя с одной стороны, с опаской повернулась и посмотрела с другой. Наконец развернула створки зеркала так, чтобы увидеть себя сзади. Слезы набежали на глаза, затуманивая чудесное видение, — она выглядела великолепно! Действительно, хороша! Впервые в жизни она нашла себя великолепной. Она подошла к хрупкой графине и вдруг обняла ее, навсегда изгнав отчуждение, сквозившее дотоле в их отношениях.
